* Да, но это лучше при встрече, не по телефону. - Нина перешла на шепот. - Сможешь мне как-нибудь уделить полчаса?
* Да я готов хоть прямо сейчас. У меня как раз сегодня выходной. Тут одно место есть на набережной, "Идиллия", знаешь?
* Кажется, да.
* Сможешь туда подойти?
* Да, конечно. Только договорюсь, чтобы соседка за пацанами присмотрела. Я быстро, минут двадцать.
* Жду, - сказал Залицкий, и нажал "отбой".
Нужно было торопиться. Вдруг не будет столика, придется ждать. Надо было сначала приехать в ресторан, а оттуда уже звонить. Он посмотрелся в зеркало заднего вида. Побриться с утра он тоже не догадался.
К счастью, свободный столик нашелся. Алексей заказал кофе и попросил оставить меню. Нужно было наблюдать за персоналом, но мысли никак не хотели липнуть к работе. Он невидящим взглядом водил по залу. Ничего не казалось ему подозрительным, кафешка как кафешка. Завтра нечего будет доложить начальству.
* Ну привет! - Нина положила ему руку повыше локтя и слегка пожала.
За своими тревожными мыслями он даже не заметил, как она пришла. На ней было все то же старое черное платье с осенними листьями. Странно, денег, что ли нет? Темные волосы наскоро собраны в пучок на затылке, а на руке глубокая царапина, замазанная зеленкой. Нина увидела, что он смотрит на эту царапину и быстро спрятала руку под стол.
* Кошка, - смущенно объяснила она, и Залицкий понял: врет. - Я с тобой хотела поговорить. Ты же юридический закончил. У тебя нет знакомого адвоката? Я в нашу консультацию обратилась, ну в ту, что на углу возле гастронома. Они говорят, что у них очередь до февраля. А до февраля я... Ну не могу я до февраля ждать.
* Смотря какой юрист тебе нужен. Там же специализаций куча, - ответил Алексей. - А что случилось?
Нина замялась, но деваться было некуда. Нельзя же обратиться к человеку за помощью и не объяснить, зачем. На самом деле, в глубине души ей очень хотелось все ему рассказать. Именно поэтому она ему и позвонила. Не для того, чтобы воспользоваться его связями, а просто чтобы он знал. Просто внезапно, спустя восемь лет, выяснилось, что бывший муж, Алексей Залицкий - ее единственный настоящий друг, единственный, к кому она может обратиться со своей бедой. Раньше еще была мама. Наверное, нельзя про живого человека говорить "была", но другого слова здесь не подберешь. Три года назад у нее случился микроинсульт. Она поразительно быстро от него оправилась, врачи наперебой нахваливали образцовую пациентку и приписывали себе заслуги в ее скором выздоровлении. Но после возвращения домой все оказалось не так радужно. Мозг - сложная и малоизученная структура, как не переставал повторять ее лечащий врач, невролог Виктор Вячеславович Чесноков. И эта структура дала сбой. Мать стала агрессивной. Она, почему-то, вбила себе в голову, что Нина не ее дочь. То она утверждала, что ее перепутали при рождении, то вообще говорила, что нашла ее на пороге своего дома и решила удочерить "себе на беду". Заявляла, что та пытается ее убить ради наследства. Наследством она называла дачу, на которой жила уже много лет. Эту дачу она получила в качестве компенсации за комнату в коммунальной квартире, после того, как дом снесли, и представляла собой она малюсенький дощатый летний домик. Для обогрева в холодное время использовалась печка-буржуйка, но доски все равно прели и гнили. В щели задувал ветер. Нина много раз, еще до болезни предлагала матери переехать к ней, а после выписки так вообще напрочь отказывалась везти ее в эту "хижину". От бабушки по отцу она получила просторную трешку в центре города. В ней всем бы хватило места, хотя новый Нинин муж был против переезда к ним тещи. Но мать наотрез отказывалась. Сначала она объясняла это тем, что всю жизнь мечтала жить "на земле" и возвращаться "на этажи" ни в какую не хочет. Теперь же она вообще ничего не объясняла, а только бросалась в слезы и начинала осыпать Нину обвинениями в покушении на ее жизнь.
Со временем мать перестала мыться, ходить в магазин, готовить еду, сильно исхудала. Нина стала носить ей продукты. В один из таких дней мать бросилась на нее с ножом. Нина не выдержала и вызвала психиатрическую неотложку. Это было ужасно. Они скрутили истерящую маму. Один санитар держал ее, обхватив сзади, пока другой натягивал смирительную рубашку ей на плечи. Мама извивалась и билась в его руках. В конце концов, они сделали ей укол и усадили в машину. Нина поехала с ними, но ей приказали сесть спереди. Она могла только наблюдать за матерью через окошко. Укол все никак не действовал. Ее пристегнули к креслу. Она вырывалась, мычала, сыпала нецензурной бранью.
Маму отвезли в психиатрию в соседний район. Когда они доехали, она уже спала. Пожилой врач с бородой, похожий на профессора из советского кино, налил плачущей Нине воды и дал какую-то таблетку, маленькую и зеленоватую, с приятным травяным запахом.