И вдруг все стало понятно. Запах источал тающий снег. Удивительно нежный и свежий, он щекотал ноздри, заставляя биться сердце, и навевал чистые, добрые мысли. Правда, он не мог жить сам по себе, нужны были еще звон капели, лепетание первого ручейка, дыхание теплого ветра и вот эта песня пеночки-веснички.
— Ты слыхал, как поют дрозды?
— Где? У нас на Колыме? Это уже слишком! Утки-гуси — другое дело. Но певчих птиц у нас нет.
Во многом виноваты комары. Эти кровопийцы держат людей в поселках, не позволяют им выглянуть даже за околицу. К тому же не многие к этому и стремятся.
— А что там делать? Купаться в наших реках холодно, букет цветов не соберешь. В прошлый раз подснежников нарвали, так нас чуть в милицию не забрали. Говорят, это прострелы, они в Красной книге записаны. Нет, лучше я возле телевизора посижу. В крайнем случае по дороге до второго километра прогуляюсь. И то комары так накусают — неделю чесаться будешь.
Поэтому-то многие и не знают, что в их суровом крае гнездятся дрозды, соловьи, пеночки и даже жаворонки.
Очень приметна в нашей тайге небольшая птичка с буроватым оперением и тонким острым клювом. Это пеночка. Брюшко у нее желтоватое, над глазом светлая бровь. Питается пеночка пауками, комарами, жуками, не отказывается и от ягод. На нашем Севере встречаются зарничка, таловка, теньковка, весничка, а также зеленая, бурая и корольковая пеночки. Последняя самая нарядная: на голове желтая продольная полоска, такого же цвета бровь, на крыльях хорошо заметны две поперечные полоски.
Устроившись на вершине стоящего у опушки дерева, самец пеночки старательно выводит: «тень-тень-тень-тр-р-р-тиу-тиу-ци-ци-ци».
Самые звонкие и красивые песни исполняют пеночки на рассвете. Особенно радостно слушать их, если повезет встретить двух-трех самцов, облюбовавших растущие рядом деревья. Их хор звучит удивительно красиво.
Летом где-нибудь на берегу глухого таежного озера можно услышать соловья-красношейку.
Пение соловья-красношейки довольно скромное: «тив-тив-тив-ти-ти-ти-тюу-тю-у-тю-у». Он не совершает токовых полетов, а пристроится неподалеку от свитого в кустах гнезда и старательно выводит незатейливую песенку. У него, как и подобает настоящему певцу, серенькое, мало заметное оперение. Особыми приметами соловья-красношейки являются окрашенное в ярко-красный цвет горло, черная полоска на голове и такая же по бокам горла.
…Чуть ниже ручья на стоящей у озера лиственнице поет соловей-красношейка. Поет давно. Остальные соловьи уже нашли себе пары, свили гнезда и выкармливают птенцов. Этот же в полном одиночестве. В прошлом году и он летал вместе с небольшой серенькой соловушкой. Здесь у озера за поваленным деревом они вырастили пятерых малышей и всей семьей улетели в жаркую Африку. За долгие месяцы зимовки птицы растеряли друг друга, и теперь соловей остался один.
Правда, в первые дни появились две или три соловушки, но скоро улетели прочь. То ли им не понравилась песня серогрудого певца, то ли не приглянулась выгоревшая тайга. А может, он сам не захотел принять ни одной из них, потому что надеялся встретить свою соловушку?
Никто не знает этого. Никто не ведает, для кого поет, чего ожидает одинокий соловей. Но, как и в первые дни весны, он занимает сухую ветку на лиственнице и поет-заливается.
А над тайгой плывет июль — второй месяц быстротечного северного лета.
Встречается на Севере и родная сестра соловья — варакушка. Песенка ее удивительно светла и звонка. «Ти-ти-ти-тилили-ти-ти-рю-рю», затем свист и негромкое бормотание-щебетание, словно под конец кто-то потревожил птицу и она вот-вот улетит. Но затем варакушка как бы успокаивается, и через мгновение над тайгой снова рассыпается переливчатое «ти-ти-тилили».
Сама варакушка под стать своей веселой песенке — на тонких высоких ножках, с ярко-синими горлышком и грудкой, хвост наполовину окрашен в рыжий цвет, над глазом светлая бровь.
Зимует варакушка в Африке. Возвратившись в начале лета на родину, она устраивает под кустиком голубики или пучком прошлогодней травы неглубокую ямку и выстилает ее тоненькими стебельками. В ее гнезде обычно шесть-семь буроватых яичек. И соловей-красношейка, и варакушка питаются различными насекомыми, не отказываясь и от ягод.
Нет, у нас, к сожалению, водится не тот знаменитый дрозд, который в своей песне так четко выговаривает «поскорей-чай-пить-иди-иди!» Песня живущего на Колыме дрозда не столь звонка, но в ней есть и журчание ручейка, и смелый посвист, и каскад трескучих звуков.
Узнать певца можно по темному зобу, белым груди и брюшку. Населяет дрозд заросли ивняка. Питается насекомыми, червями и ягодами. Поэтому-то и любит селиться в поймах рек, где в избытке находит корм и для себя, и для птенцов.
Дрозд очень осторожная птица и нередко выполняет в наших краях роль сороки.
Как известно, сорока всегда первой замечает опасность и громко объявляет об этом всем лесным обитателям. Ее стрекочущий крик понимают пеночки и дятлы, лисицы и соловьи.