Идущие на смех

После урока, на переменке, Элла Ивановна покупает в буфете пирожки или пирожные и угощает девочек, требуя, чтоб они «закрепили урок».

В конце каждой четверти она приводит всю группу к себе домой – на столе уже стоят торты, пироги, пончики, печенье. Её ученицы должны всё съесть – это называется «повторением пройденного». Если в них не вмещается, она заворачивает остатки в пергамент, кладёт каждой в портфель и требует «доработать дома». После визита к Элле Ивановне девчонки становятся круглыми, как барабаны, и, тяжело пыхтя, скатываются вниз по ступенькам. Даже Наташа Конопелька два дня после этого не обедает.

Честно говоря, я заинтересовался Эллой Ивановной и решил с ней познакомиться поближе. Помог случай.

Как-то я заскочил в маленькое кафе. Там в это время проходила выставка-продажа кондитерских изделий. За одним из столиков сидела Элла Ивановна и поедала пирожок с повидлом. Перед ней на тарелке лежали ещё два пирожных и кекс. Мы были знакомы по родительским собраниям, поэтому она приветливо поздоровалась и пригласила меня к своему столику. Я заказал чашку кофе и мы разговорились.

– Восхищаюсь людьми, которые готовят такие вкусности, – она кивнула в сторону сладкой выставки. – Никогда не пропускаю. И не ухожу, пока всего не перепробую. – Она доела пирожок и принялась за кекс. – Это после блокады… У меня в Ленинграде от голода погибли мать и сестрёнка. Мне было семь лет, я весила пятнадцать килограмм, с трудом спасли. А когда выкарабкалась, всё насытиться не могла, даже после войны, когда карточки отменили. Сухари, бутерброды, кусочки сыра – под матрац прятала, как герой Джека Лондона, помните?.. Специально на повара выучилась, чтобы есть вволю. Фигуру себе изуродовала, печень испортила – всё ела, ела. Потом, когда успокоилась, преподавать пошла. Хочу девочек научить вкусно готовить и радоваться этому. Я знаю, что иногда теряю чувство меры, бываю назойливой, но… – Она сперва улыбнулась, потом на секунду задумалась. – Вспоминаю, как тогда, в Ленинграде, всё мечтала, наесться досыта, и не могу остановиться. Ведь это такое счастье: вкусно приготовить и накормить. – Она снова улыбнулась. – Думаете, я не знаю, что девочки надо мной подсмеиваются?.. Конечно, знаю. И много раз давала себе слово сдерживаться. Но как начну угощать, пока тарелка не заблестит, не могу остановиться, будто какая сила не даёт. Почти сорок лет прошло, а всё аукается. – Она снова на секунду задумалась. – Я бы могла им всё рассказать, и про смерть, и про голод… Но не хочу. Нет, не стану. Пусть не знают этих подробностей. Пусть лучше смеются, правда?

– Пусть не знают, – согласился я и угостил её ещё одним кексом.