Иерихонская Роза (СИ)

— И даже любовь? — смотря на уродливое лицо Эрмеры, неверяще спросила Сэрие.

Эрмера подумала о Эстели и улыбнулась тепло:

— И даже любовь, милое дитя. Разве любовь имеет отношение к красоте? Вот тебя, красавица, кто-нибудь любил?

— Мамочка, да, только одна лишь мамочка, но она умерла несколько лет назад.

— Сколько тебе от рождения?

— Зимою будет двадцать лет, ваше благородие…

— Я не дворянка. «Алмазная княгиня» — это прозвище. Зимою будет двадцать лет… ты знаешь, что зимние дети редко выживают?

— Правда?

— Да. Это значит, что с первых своих шажков по этому миру ты уже была настоящей воительницей, Сэрие. Тогда ты побеждала стужу и голод. Теперь победила раны и боль.

— Но тогда меня кормила мамочка, а теперь кормили вы.

— Дело не в той, кто кормит, а в той, кого, — сказала мудро Эрмера, улыбаясь краешками рта. — И ты погоди, погоди меня благодарить. Моя помощь еще не закончена.

— Как же! Вы дали мне все, что можно — платье, волосы…

— Я дам тебе кое-что более важное, Сэрие. Я дам тебе имя. Если у тебя есть имя, то не нужно иметь платье и волосы: двери будут открыты перед тобой, и куча людей с радостью захочет тебе помочь. А если имени у тебя нет, то будь ты хоть самой прекрасной девой на свете, ждут тебя лишь презрение и боль.

Сэрие глядела с сомнением, но не смела перечить, только изящные ее руки чуть подрагивали от напряжения и любопытства.

— И как… и как вы дадите его мне, это имя?

— Очень просто. Отныне ты — моя племянница, приехавшая из провинции, чтобы быть представленной свету. Да, ты простовата, нет ни манер, ни умения держать себя, и подбородок ты слишком наклоняешь к груди; но мы с Эстели быстро сделаем из тебя настоящую светскую бабочку! И Хрустальная еще поклонится к твоим ногам.

Сэрие улыбнулась:

— Теперь я могу вас поблагодарить?

— Теперь, пожалуй, разрешаю, — Эрмера шутливо махнула рукой.

— И я вас благодарю… но не за то, что вы подарили мне платье, и даже не за имя! Я благодарю вас за то, что вы подарили мне тетю. Я так долго была совсем одна, столько лет одна перед ликом Хрустальной…

Эрмера развела руки; и неожиданно Сэрие упала ей на грудь, коля алые щеки о сияющие бриллианты.

========== Часть 2 ==========

Сэрие вертелась перед зеркалом, со всех сторон рассматривая свое сочное тело и изящную, витиеватую прическу, украшенную крохотной кокетливой заколочкой с неприлично большим алмазом. Эстели обернул золотистый поясок вокруг ее талии, завязал в узелок, затянул, добавил бантик и отошел на несколько шагов, любуясь ею с видом творца, закончившего лучшую свою статую. Сэрие беззаботно смеялась и была совершенно довольна всем на свете: собой, этим нежным летним днем, этим солнцем, что ласкало деревенские поля, этим домом, который сейчас наполнялся запахом розмарина от рагу, и этой Эрмерой, которая держала в руках болеро Сэрие и заканчивала вышивать прозрачным бисером на нем вензеля.

— Ах, как же хорошо! Так хорошо, я готова кричать!

Эрмера покачала головой, но не смогла сдержать улыбку. На сердце было тепло и радостно от этого пронизанного счастьем очаровательного существа, и ей самой уже начинало казаться, что не так уж она и уродлива, не так уж и кривы ее пальцы. Сэрие будто умела заражать своими красотой и молодостью все на свете, все, что ее окружало: и бабушка-экономка стала носить более яркий платок и красную верхнюю юбку, и поварята начали подкручивать усики и чистить манжеты, и в красивом лице Эстели тоже поселилось какое-то тепло, сделало его сапфировые глаза еще яснее, его каштановые локоны еще блестящее. Эрмера не могла нарадоваться на них всех, и на жениха, и на воспитанницу, и с трогательным содроганием в своем холодном сердце дожидалась она того дня, когда им предстояло вернуться в Хрустальную.

— Ах, тетушка Эрма, тетушка Эрма, — приговаривала Сэрие, запуская изящные пальчики в ее редкие волосы и с нежностью их перебирая, заплетая хитроумные косы, — вы будете самой прекрасной невестой во всем Переходном! Вся Хрустальная падет ниц перед вашим очарованием!

— Ах ты льстица, — обиделась Эрмера и ущипнула глупую девочку за бочок, — зачем врешь мне?

— Но я не вру, тетушка! Я вас люблю…

Эрмера смеялась и с непривычной для нее уверенностью глядела в завтрашний день.

Могла ли жизнь быть лучше, могло ли солнце светить ярче? Кажется, впервые в жизни у нее было все, что она могла себе желать, впервые в жизни у нее была семья, и Сэрие беззаботно смеялась рядом с ней, втыкая в волосы фиолетовые вьюночки, а Эстели держал ее пояс и наблюдал за этой игрой, как за игрой их родной дочери, и иногда поправлял кончиком трости ромашковый венок на своей голове. Кругом была безудержная, бессмертная природа, пьянящая буйством красок и палитрой ароматов, а на сердце было тепло, такое невероятное тепло!..

— А скоро ли, тетушка, — спрашивала Сэрие, протягивая ей желтый одуванчиковый венок, — скоро ли я увижу вас в подвенечном платье?

Эрмера глядела на Эстели из-под кокетливо опущенных ресниц и туманно отвечала:

— Скоро…

И он сдержанной, но доброй улыбкой подтверждал эти слова.