Иерусалим

Дворец охранялся строго, словно во время войны; у каждой двери, у каждых ворот их останавливали. Наконец они прошли в сад на задах дворца. Здесь их остановил ещё один стражник, на сей раз тамплиер с медно-рыжей бородой, который не позволил им пройти дальше, но послал сообщить об их прибытии.

Внук прибежал быстро, лицо его сияло.

   — Бабушка!

Он подошёл к рыжебородому рыцарю и взял его за руку.

   — Бабушка, это мой друг Мыш. Он рыцарь-тамплиер, он очень храбрый и замечательный.

Агнес подняла глаза на рыцаря:

   — Рада нашей встрече, сэр Мыш. Что за лестные похвалы!

Рыцарь улыбнулся ей. У него были синие глаза, и держался он с подкупающим изяществом.

   — Благодарю, госпожа моя, — сказал он. — Королю нравится восхвалять меня.

Король, по сути, висел на его руке, и рыцарь стоически терпел такое обращение.

Из сада подошёл ещё один тамплиер, и мальчик мельком глянул на него.

   — А это Святой. Он командир моих телохранителей.

Второй рыцарь не обладал изящными манерами первого. Он уставился себе под ноги и что-то пробормотал. Тут в разговор вступил Триполи, обратившись ко второму тамплиеру:

   — Я посылал за тобой ещё месяц назад. Ты так и не явился.

   — Моя обязанность — охранять короля, — сказал черноволосый рыцарь. — Я сказал, что появлюсь, когда сумею. — В голосе его прозвучало раздражение. У него были угольно-чёрные волосы и борода, а одежда выглядела так, словно он в ней спал. Агнес заметила, что этот рыцарь нравится её внуку гораздо меньше первого; когда черноволосый рыцарь заговорил, мальчик заметно притих и подвинулся ближе к рыжему Мышу.

   — Тогда вот что я скажу тебе, Раннульф, — продолжал Триполи, — покуда я в Акре, хозяин города — я. Не причиняй мне хлопот.

Рыцарь слегка поднял голову. Глаза его были тверды и бесстрастны, словно камни.

   — Я получил три предостережения из разных мест, что кто-то хочет убить короля. Одно предостережение касалось Керака, два — тебя.

Триполи оцепенел:

   — Уверяю тебя, что я...

   — Король лишь маленький мальчик, и это было бы мерзейшее деяние даже для проклятого сарацина, а уж христианин...

   — Я не умышляю на жизнь короля!

   — Вот и хорошо, — сказал рыцарь. — Значит, обойдёмся без хлопот.

   — Вы закончили? — осведомилась Агнес и повернулась к другому своему спутнику, который всё это время молча наблюдал за происходящим. — Это Филипп из Акры, лекарь. Я привела его, чтобы он осмотрел моего внука. Если вы позволите.

Черноволосый рыцарь словно не заметил её. Он снова уставился в землю. Рыжий Мыш сказал:

   — Да, конечно. Ну же, малыш, пускай этот хаким осмотрит тебя.

Мальчик с угрюмым видом слушал разговор о возможном его убийстве, но сейчас он храбро шагнул вперёд, не выпуская руки своего рослого друга. Они сняли с него камзол и рубашку, и лекарь осмотрел короля, понюхал его дыхание, поглядел на кончики пальцев и приложил ухо к груди. Потом он выпрямился и мягко попросил отправить мальчика погулять по саду. Рыжеволосый рыцарь ушёл с королём.

   — Что с ним, Филипп? — спросила Агнес.

Лекарь смотрел вслед мальчику. Еврей был хрупкого сложения, в длинном одеянии, расшитом по вороту и манжетам; на голове он носил шапочку, похожую на шёлковую тонзуру[24]. Он повернулся к черноволосому рыцарю:

   — Как он ест?

Рыцарь поднял голову:

   — Мы пробуем всю его еду. И осматриваем всё, к чему он прикасается. Его хотят отравить? — Он бросил пронзительный взгляд на Триполи.

Лекарь улыбнулся:

   — Ты норманн, не так ли? Я заметил, что твои соплеменники склонны во всём подозревать отравление. Нет, король не отравлен. Полагаю, мои христианские коллеги в Салерно сказали бы, что в нём слишком много холодных соков. Он мал и хрупок. Грудь его полна шорохов и свиста, ногти по краям голубые, румянец нехорош.

Он повернулся к Агнес и едва заметно покачал головой. Не по словам лекаря, но по этому жесту она поняла: смерть её внука неотвратима.

Сердце её сжалось. Взглядом она нашла мальчика, который сидел на траве в дальнем углу сада.

   — Он всегда был слаб, — с тяжёлым сердцем пробормотала она. — Я надеялась, что с возрастом он окрепнет. — Агнес осенила себя крестным знамением.

Тамплиер всё это время в упор смотрел на лекаря.

   — Ты — Филипп бен Эзра? — спросил он. — Насколько мне помнится, лекарь с таким именем есть при дамасском дворе.

   — Мой двоюродный брат, — сказал Филипп из Акры.

Триполи следил за мальчиком с напряжённым видом хищника; при этих словах он резко повернулся к черноволосому рыцарю.

   — Тебе-то какое до этого дело?

   — Мне есть дело до всего, что связано с Дамаском, — ответил тамплиер. — Я слыхал, что Саладин тоже болен.

Филипп отступил, оставив Триполи и рыцаря стоять лицом к лицу.

   — Твоя обязанность, как ты сам сказал, — охранять короля, — жёстко сказал граф. — Не суй нос в политику.

   — Если он болен, мы могли бы ударить по нему, — сказал рыцарь. — Храм снова в полной силе, перемирие закончилось, пришла пора воевать. У султана немало трудностей. Сейчас он сбит с ног. Один добрый удар мог бы навсегда покончить с ним.

Триполи что-то проворчал:

   — Он хочет продлить перемирие, и я склонен поддержать его.

   — Перемирия идут на пользу им, а не нам.