Иерусалим

   — Мёртв, — повторила Агнес. — И теперь он уже не стоит на твоём пути, верно? И теперь ты можешь заняться тем, что готовила все эти годы, за что заплатила своей честью и жизнью своего сына и ещё Бог весть чем, — теперь, моя дорогая, ты можешь стать королевой Иерусалима и сама увидишь, сколько счастья это тебе принесёт.

С этими словами она поднялась и покинула дворец, поехав прямиком в свой дом в Наблусе, и только там, оставшись одна, она наконец выплакала своё сердце потоком слёз.

В часовне дворца Борегар тамплиеры несли стражу над гробом маленького короля, и туда явились Триполи и Жослен де Куртенэ.

Триполи сказал:

   — По условиям завещания Бодуэна Прокажённого я отныне король Иерусалимский.

   — Это так, — кивнул Жослен. — Но мы с тобой родственники и братья во Христе, а потому я должен предостеречь тебя: Иерусалим для тебя небезопасен.

Раннульф стоял в изголовье гроба, сложив руки на рукояти меча и глядя перед собой; речи этих людей звучали в его ушах адской музыкой.

   — Нет, — сказал Триполи, — я не боюсь. Но де Ридфор ухватится за любую возможность вмешаться, и к тому же нельзя забывать и о Кераке.

   — Ты можешь укрепить своё право на трон, — сказал Жослен. — Поезжай в Тивериаду и созови там совет баронов королевства. Пусть совет объявит тебя королём. — Жослен положил руку на гроб. — Тамплиеры доставят это в Иерусалим и позаботятся о погребении. Когда все признают тебя королём, ты сможешь явиться в Иерусалим и короноваться.

   — Ты говоришь разумно, — согласился Триполи. — Утром я уеду в Тивериаду.

Он повернулся и вышел. Жослен опустился на колено, пробормотал молитву и тоже покинул часовню.

   — Жослен сказал то, что хотел услышать Триполи, — заметил Стефан, — потому-то он ему и поверил.

Свечи у гроба догорали; Раннульф взял свежие, зажёг их и укрепил на оплывших огарках. Опустившись на колени, он перекрестился и прочёл «Отче наш». Свечи образовали вокруг гроба островок света; за его пределами часовня была погружена во тьму.

Ему казалось, что он слышит вокруг возню и шуршание: гигантские колеса, которые привела в движение смерть маленького человечка.

Мерцая белками глаз, Стефан говорил в темноту:

   — Как только мы можем хоть чему-то доверять? Триполи умный человек; если его так легко обвести вокруг пальца, на что надеяться такому, как я?

   — А что же ещё делать-то? — спросил Раннульф.

В глубине ночи зазвонили колокола к ночной службе. Между ними стоял гроб с телом мальчика, которого оба они любили. Раннульфу казалось, что голос Стефана доносится к нему через пропасть, которая становилась всё шире.

   — Я должен во что-то верить, — сказал Стефан. — Я не могу молиться в пустоту.

   — Так верь, — сказал Раннульф.

   — Как я могу, если вижу, как все вокруг обманывают себя? И при этом они так же уверены, как я. Даже больше! Потому что я уже сомневаюсь во всём.

Раннульф переступил с ноги на ногу. В темноте он услышал, как открылась и закрылась дверь.

   — Просто верь, Мыш, — сказал он. — Либо Иисус умер за нас и мы можем быть спасены, либо нет — и тогда мы прокляты. Так или иначе, лучше верить.

   — Не могу! — вскрикнул Мыш, и тогда она вышла из темноты на свет свечей и остановилась в изножье гроба.

   — Я знал, что ты здесь, — сказал Раннульф. — Когда говорил Жослен, я слышал в его голосе твои слова.

Сибилла стояла у гроба, прямая и тонкая, в длинном белом платье, с огромными глазами. Уставшему Раннульфу казалось, что её окружает озеро струящегося света. Из недр этого озера донёсся её голос:

   — Завтра Триполи уезжает в Тивериаду. А я поеду в Иерусалим и там стану королевой.

   — Зачем же ты явилась сюда и говоришь мне всё это?

   — Затем, что хочу, чтобы ты не вмешивался. Из всех людей в этом королевстве ты — единственный, чьи поступки я не могу предугадать.

Раннульф переступил с ноги на ногу:

   — Как же я могу не вмешиваться? Я рыцарь Иерусалимского Храма.

   — Тогда скажи мне, что ты на моей стороне. Я рождена для того, чтобы править в Иерусалиме. Кто ещё может там править?

   — Есть Триполи. Он тоже говорит о мире с султаном.

   — Триполи — узурпатор. Раннульф, Господь желает, чтобы я стала королевой. Я наконец исполню волю Господню в этом королевстве. Я заключу мир и положу конец кровопролитию — Святую Землю, поле битвы, я превращу в цветущий сад мира!

   — Так хочет Бог, — сказал Раннульф.

   — Нет! — Сибилла метнула на него взгляд, пылающий, как меч ангела. — Бог не хочет этой бесконечной войны. Бог не злой.

   — И не добрый. Он просто Бог, вот и всё.

   — Ты богохульствуешь! Ты вечно всё выворачиваешь наизнанку: зло есть добро, убийство — святость, жизнь — ад, а Небеса — поле битвы. Люди страдают и умирают, а ты читаешь проповеди, говоря, что так хочет Бог!

Раннульф не мог оторвать от неё глаз. Он наклонился и постучал костяшками пальцев по крышке гроба.

   — Сибилла, я нёс стражу у его смертного ложа. Где была ты?

Глаза её расширились. Она открыла рот, но ничего не сказала и, развернувшись, ушла во тьму.

   — Ты назвал её по имени, — сказал Стефан.

   — В самом деле? — Он был измождён до предела. Ему хотелось погрузиться в беспамятство сна.

   — Ты говорил с ней и прежде, — заметил Стефан.