И так в Иерихоне все меж ними разладилось. Двадцатилетний Джо был совершенно потерян, а Мод совершенно от него отдалилась. Она, кажется, боялась чего-то, но не могла поговорить с ним, и он сидел поздно ночью в садике за домом и пил в одиночестве, пока не засыпал. Пил, пока не приходило время снова переправлять оружие в Палестину.
А ближе к концу зимы Мод бросила его. Ушла из их маленького домика в Иерихоне, даже не оставив записки, подумать только… Забрала с собой их сына, которого он так никогда и не увидел. Он родился, пока Джо таскал ружья, чтобы заработать денег.
Деньги. Карты сокровищ из Синайской библии, той самой Библии, которая лежит себе сейчас где-нибудь под Старым городом. Чтобы найти ее, ему нужна тайная власть над Иерусалимом. И с тех пор, как Мод оставила его, ключи к прошлому из Библии стали главным и единственным интересом его жизни, так он, по крайней мере, думал.
Много лет назад отец напророчил, что ему суждено стать царем Иерусалимским. Отец не знал, почему так сказал. Но пророчества отца всегда сбывались, и Джо знал, что может стать тайным царем города. Он
И он этого очень сильно хотел, он не хотел ничего больше. Деньги, власть и Синайская библия стали для него всем.
Так он, по крайней мере, думал.
Черный, черный, самый черный, крикнул он. Черный, как кишки дьявола. Черный.
Джо встрепенулся и удивленно взглянул на него. Он не помнил, чтобы кроткий рыцарь когда-нибудь говорил с таким жаром.
Слушай, парень, почему ты все повторяешь это по такой-то жаре?
Хадж Гарун угрюмо уставился в стену и перевязал зеленые ленты у себя под подбородком.
Потому что мне этого не забыть, сказал он. Я этого никогда не забуду, а это случилось в такой же июльский день, как сегодня.
Когда это случилось?
Хадж Гарун нахмурился.
Около восьмисот лет назад? Так?
Может быть. А ты про что, собственно?
Хадж Гарун застонал. Джо понял, что ему не хочется даже говорить об этом, настолько отвратительно для него само воспоминание о тех днях. И когда старик, ежась от страха, наконец заговорил, он выплевывал слова, как самое ужасное проклятие в мире.
Джо запнулся — ему стало жаль старика. Он мрачно кивнул.
Ах, это. А я — то только что воображал, будто это мне гаже всех. Даже и не вспоминал об этой ужасной резне.
Хадж Гарун, нахмурившись, уставился в стену.
Я вот думаю, хватает ли у них заносчивости до сих пор праздновать победу.
Где?
В пещерах.
Джо поднял голову и улыбнулся.
В пещерах, ну конечно. И как я об этом не подумал? Там, наверное, гораздо прохладнее, чем здесь. А ты говоришь, они праздновали победу?
Еще как. Бесстыдно наслаждались своими жестокостями.
Ну-ну, а все ж таки там прохладнее. Давай-ка туда спустимся и посмотрим, что там творится. Согласен?
Господи боже мой, не надо пугать бедную душу вроде моей в этом подземном мире. Откуда я знаю, настоящий ты или нет? Вдруг ты — наскальный рисунок пещерного человека, или блуждающий призрак, или кто-нибудь еще похлеще?
Нет большего счастья, пробормотал Хадж Гарун, чем быть слугой света. К крестовым походам — сюда. Только, пожалуйста, не шуми, пресвитер Иоанн. Лучше будет, если они нас не услышат.
Это уж точно, прошептал Джо. И в туннелях прошлого я молчалив и благоговеен есмь. Только, пожалуйста, не уходи слишком далеко с этим своим факелом. Я-то, в отличие от тебя, не знаю, куда нам. И хоть там наверху и жарко, мне бы все-таки не хотелось остаться навечно в каком-нибудь уголке истории.
Ты уверен, что помнишь дорогу?
Да. Мы уже близко.
Откуда ты знаешь?
Понюхай!
В воздухе и в самом деле ощущался странный запах, Джо уже успел учуять его. Запах был кислый и усиливался с каждой минутой. Линялая желтая накидка Хадж Гаруна исчезла за углом, и вдруг они оказались в темноте. Джо врезался в стену.
Господи, спасибо, что все уже кончилось, пробормотал он. Надо же, слепой, в подземном мире и с проводником-призраком.
Он на ощупь завернул за угол, и вдруг в лицо ему ударил холодный воздух.
Господи Иисусе!
Где пресвитер Иоанн?
Здесь, боже мой, здесь! Где этот чертов факел?
Ветер его задул. Подожди минутку.
Джо услышал скрежет. Где-то совсем рядом с ним откашлялся Хадж Гарун. И вдруг громкий скорбный крик разорвал черноту. Джо чувствовал, как он вибрирует на коже.