Иешуа, сын человеческий

— Вот что други мои, — не стал упрекать Иисус апостолов за их небдение. — Сейчас — вниз. После мистерии Зона — в Иерусалим. Отец Небесный благословил меня испить Жертвенную Чашу до дна.

О своем видении Иисус не стал рассказывать ни ученикам своим, ни настоятелю храма, а продолжал вести себя так, будто ничего особенного не случилось. Не прекращал он и ежедневных бесед с настоятелем, и тем продолжительней они становились, чем меньше оставалось дней до шестого января.

И вот, наконец, последняя перед мистерией беседа. Настоятель храма, будто ненароком напоминает Иисусу об обете молчания:

— Мы, как и ты, Великий Посвященный, храним истину священной тайны, строго следим за тем, чтобы не узнали о ней те, кто не Посвященный. Мы свою сокровищницу стережем в сердцах своих не как золото или серебро, что являются преходящими, а как самое бесценное богатство — знание Причин Всего и Добродетели, а так же третье — дитяти первых двух — Логоса. Ты это поймешь по ходу мистерии. Учеников же твоих всех мы оставим в комнатах их под присмотром жрецов.

— Пусть будет так.

Ровно в полночь все жрецы собрались под крышей храма на молитву, чтобы восславить рождение Зона. В руках у каждого довольно толстая горящая свеча. Более часа пели гимны во славу Приснодевы, родившей сына — олицетворение эпохи, затем, сменив свечи в полном молчании, жрецы направились к тайному входу, который ни за что бы Иисус не увидел, не покажи его настоятель храма.

Сейчас вход был открыт настежь. Широкие ступени круто уходили в непроглядную темноту, которая оттеснялась факельщиками, спускавшимися по ступеням перед настоятелем и Иисусом. А уже за ними, со свечами в руках, беззвучно, словно белые тени, спускались все остальные жрецы.

Долог путь в каменную глубину, но вот, наконец, и он — рукотворный, как и спуск, склеп в тверди песчаника. Просторный, освещенный семью факелами. В самом центре склепа — мраморная гробница. В ней лежит в погребальных пеленах бог Зон, деревянный идол. Искусно выточенное лицо его будто живое и источает божественное благородство. На лбу его поблескивает золотой крест.

Рядом с гробницей — паланкин. Из ливанского кедра. Инкрустированный золотом и серебром. Наплечная жердь обита войлоком, чтобы не слишком жестко было плечам жрецов-носильщиков, на сам же паланкин как бы наброшена кисейная пелерина.

Гробницу и паланкин окружали жрецы с опущенными в почтении головами.

И вдруг, заставив вздрогнуть Иисуса от неожиданности, настоятель храма громогласно возвестил:

— Настал миг рождения Эона! Слава Приснодеве!

Жрецы запели гимн. Торжественно-радостный. А двое из них принялись с благоговением освобождать бога Зона от погребальных пелен, и чем больше обнажалась деревянная фигура бога, тем гимн звучал громче и торжественней, вскоре он стал будто ощутимой плотностью, спрессовавшейся в каменном мешке; но вот потайной выход открыт, и гимн вырвался через грот на вольный простор, а в склепе стало намного легче дышать.

Эон распеленай. Теперь золотые кресты сияют на каждом предплечье и на каждом колене. Символы вечного солнечного света.

Жрецы-носильщики, двое спереди и двое позади, подняли паланкин, куда с великим почтением был переложен бог Эон, и пошагали к выходу в грот. Гимн смолк. Настоятель храма омыл новорожденного ключевой водой, возродив тем самым и его дух, затем вроде бы по-товарищески попросил бога Эона:

— Дай возрождение Солнцу. Отреши его от зимней скудности…

Носильщики подняли паланкин на плечи свои и гуськом пошагали по тропинке вверх, к храму. Им освещали дорогу факельщики. Настоятель с Иисусом и остальные жрецы следовали за паланкином шаг в шаг.

Вот паланкин поставлен в центре храма. Звучит гимн, теперь уже сопровождаемый звонкой музыкой. Долго. До надоедливости. Но вот настоятель поднял руку, и жрецы-носильщики тут же подняли паланкин. Все расступились, продолжая петь, и паланкин как бы поплыл между колонн.

Семь кругов. Неспешных. Рассчитанных так, чтобы к концу последнего круга восток озарился солнечными лучами.

— Свершилось! — возликовал настоятель, и жрецы дружно подхватили его восклицание, как громогласное эхо.

Переждав восторженное эхо, настоятель обратился к богу Зону.

— Ты, великий бог, дал свежую силу солнцу, и теперь оно с каждым днем станет светить дольше. Ты же отдыхай от содеянного тобой, набирайся сил, дабы через год вновь отдать их солнцу.

Снова гимн. Снова музыка. Теперь умиротворенно-печальная. Паланкин водружен на плечи жрецов-носильщиков, путь которых через грот в склеп.

Когда мистерия была завершена, настоятель вопросил Иисуса:

— Теперь ты понял тайный смысл увиденного? Эон — эпоха. Он по воле Великого Творца отсчитывает года и опекает солнце. На всю его эпоху.

Ни понять этого, ни тем более принять Иисус не мог. Не смог на этот раз и смолчать.

— Великий Творец сам следит за движением светил, членов своих, во времени и пространстве. Он никому не перепоручает своих обязанностей, никому не передает свои права. Он Творец, он судья, он — Блюститель Порядка.