Игнатий Лойола

Несмотря на все зверства, общее состояние здоровья Иньиго довольно быстро пришло в норму, но встать с постели ему пришлось только через несколько месяцев. Разумеется, деятельный и энергичный молодой человек начал сходить с ума от скуки и потребовал развлекательного чтения — своих любимых рыцарских романов. Казалось бы, чего проще? Эти популярные книги присутствовали во многих богатых домах. Лойола вдоволь начитался их, живя у крестного. А вот в отчем доме подобной литературы не нашлось. Из-за крайне благочестивых вкусов Магдалены де Араос, жены Мартина, на полках стояли одни жития святых да прочие теологические труды.

Иньиго долго отказывался от них, занимая бесконечный досуг мечтами, — конечно же, о той, неизвестной исследователям даме королевской крови. По собственным воспоминаниям, он «…погружался в мысли о ней на два, три и четыре часа, сам того не замечая» и «…воображал себе, что сделал бы, служа некоей сеньоре; представлял себе те средства, к которым прибегнул бы, чтобы отправиться туда».

Сладостности грез сильно мешала мысль о физической ущербности. Оптимистичный Лойола пока еще утешал себя надеждой на хитроумные врачебные растяжки, которые приближали его к любимым модным сапогам. С каждым днем верить в будущее становилось все труднее, и дело было даже не в неизлечимости ранения. В новых условиях, без поддержки Веласкеса, Иньиго вряд ли мог рассчитывать на успешную придворную карьеру, даже не будучи калекой. А примириться с ролью середнячка с его амбициями и темпераментом? Это навряд ли.

Так и видится картина: устав от безнадежных фантазий, Иньиго говорит своей благочестивой невестке, Магдалене де Араос:

— Несите ваши скучные фолианты, ладно уж…

Выбор душеспасительной литературы оказался не так велик: четыре тома Christi («Жизни Христа») картезианца Рудольфа Саксонского[15]

. Да еще том под названием Flos sanctorum — «Избранные жития святых» с прологом монаха-цистерцианца Гауберто Марии Вагада.

Измученный бездействием бедный рыцарь обрадовался хоть какому-то занятию и начал старательно штудировать непривычные для него богословские тексты. Утомившись, снова возвращался к грезам о Прекрасной Даме. Вскоре он заметил одну интересную закономерность: в отличие от привычных мирских мечтаний душеспасительные книги заметно улучшали настроение. Лойола попробовал управлять своими мыслями и начал представлять себя на месте того или иного святого. Выяснилось, что это гораздо приятнее несбыточных грез о королеве.

Вот строки из его воспоминаний, характеризующие перемены в сознании Иньиго: «Думая о вещах мирских, он весьма услаждался; но когда, утомившись, он оставлял эти мысли, то чувствовал скуку и недовольство. Когда же он думал о том, чтобы пойти в Иерусалим босиком, питаться одними травами и совершать все прочие подвиги покаяния, которые, как он увидел, совершали святые, — то утешался он не только тогда, когда задерживался на таких мыслях, но и, даже отстранив их, оставался доволен и радостен».

Жития увлекли Лойолу не на шутку. Вместо ратных и любовных подвигов Амадиса Гальского[16] его воображение захватили духовные борения Франциска Ассизского и Доминика. В какой-то момент Иньиго вдруг понял: путь святого может стать для него реальностью, и гораздо большей, чем рыцарство. Причем на этом пути ему не помешают ни физическая ущербность, ни недостаток богатства.

Окончательно решив переквалифицироваться из рыцарей в святые, наш герой с баскским фанатизмом и практической хваткой перешел от теории к практике. Он начал, как сказали бы сейчас, «собирать материалы» и искать возможности для тренировок.

Глава шестая

КАК СТАТЬ СВЯТЫМ

Свой тренинг святости Лойола начал, анализируя поступки святых и примеряя их на себя. «Святой Доминик сделал то-то — значит, и я должен это сделать; святой Франциск сделал то-то — значит, и я должен это сделать»[17]. Продолжая оставаться в душе рыцарем, он поначалу измерял подвиги своих новых кумиров и силу их святости исключительно суровостью телесного воздержания. Сколько дней кто смог проголодать, как кто себя истязал — эти внешние признаки захватили его воображение. Мысленно он уже находился где-то рядом с Франциском на черной и страшной горе Ла Верна[18] и получал стигматы в награду за духовную доблесть.

Вот только на деле ничего не менялось. Ноги, неподвижно закрепленные хитроумными палками и распорками, никак не могли привести Иньиго к Иерусалиму. А его фанатичная натура нуждалась в немедленном действии.

Нужно было найти какое-то достойное занятие, и Лойола его нашел. Методично и ежедневно он начал практиковаться в «ненависти к себе». Она не имела ничего общего с мазохизмом и в дальнейшем развилась в знаменитое иезуитское «испытание совести». Эта духовная практика, родившаяся в XV веке, напоминает многие современные психологические тренинги с их смесью мистического и рационального.