Игнатий Лойола

Можно представить, какое потрясение испытывал человек, только что переживший мучительное морское путешествие, чудом не утонувший в бурном море, не захваченный пиратами, человек, столько сделавший и стольким пожертвовавший, когда перед ним внезапно распахивались ворота Святого города, чье имя уже само по себе звучало как молитва!

Во время визита Иньиго Иерусалим переживал сложные времена. 30 декабря 1516 года город захватил турецкий султан Селим I Грозный, положив начало четырехвековому владычеству Османской империи. Обошлось без крови. Турецкий властитель, вступив в Газу, получил ключи от Святого города вместе с ключами от других палестинских городов. По легенде, султан после этого события простерся ниц и воскликнул: «Благодарение Богу! Святилище первой киблы[28]

принадлежит мне!»

Несмотря на такое благоговейное отношение к Иерусалиму, туркам не удалось сохранить там прежний уровень жизни. Город хирел, превращаясь в малоразвитый и плохо защищенный населенный пункт. От окончательного разорения Святой город спас его особый религиозный статус, из-за которого сам город и прилегающие к нему районы выделились в отдельный санджак[29].

Это место стало лакомым куском для турецких чиновников. Там проживали в основном не-мусульмане, облагавшиеся высокими налогами и поборами. К тому же власти брали немалую пошлину с христианских паломников. Из-за такой политики количество пилигримов с 1517 года резко сократилось. Группа, с

которой прибыл Лойола, насчитывала всего девять человек, да на паломническом корабле, вышедшем из венецианского порта чуть ранее, прибыло еще тринадцать.

…В условленном месте, откуда открывался вид на Иерусалим, их встретили монахи с большим крестом для процессий. Святой город распахнулся перед Иньиго как откровение, воздух его казался пьянее крепленого вина, уличные камни, хранившие память о шагах Спасителя и Пресвятой Девы, были желаннее и драгоценнее алмазов и рубинов. Здесь голос Господа слышался гораздо отчетливее, чем в суетной Европе. Братья-францисканцы, новые стражи Гроба Господня, вели пилигримов по узким улицам Иерусалима, сквозь шум и разноголосицу, сквозь дрожащий от зноя воздух, под невозможно синим небом. Иньиго смотрел на этих людей в простых рясах, подпоясанных веревками, с завистью. Они умело и бесхитростно показывали небольшому отряду Иерусалим, и от их речей оживали скупые строки Евангелия.

Паломники посетили монастырь на горе Сион, посидели в трапезной, вспоминая Тайную вечерю. Прошли по Крестному пути до самой Голгофы и Гроба Господня.

…Здесь, в этом дворе, Спасителя бичевали — и Его кровь лилась на каменные плиты. Здесь Сына с рыданиями встретила Матерь, а здесь Его лик отерла платком святая Вероника, не побоявшаяся гнева толпы. Вот в стене выбоина — здесь, отколов кусочек камня, ударился о стену крест Христа, далее его понесет Симон Киринеянин, а здесь каменная стена прогнулась, словно мягкая перина, когда Христос оперся на нее в изнеможении.

Пилигримы побывали всюду — в Вифлееме, на Елеонской горе и в долине Иосафата. Но насладиться впечатлением им нигде не дали. Турки-проводники постоянно заставляли группу торопиться. Даже в реку Иордан путникам не удалось войти, позволили только омыть лицо и руки.

Иньиго дышал трепещущим от жары воздухом Иерусалима и не мог надышаться, ходил по каменным светлым улицам как во сне. Любой другой на его месте порадовался бы прекрасным впечатлениям от паломничества и, скорее всего, вспоминал бы их потом всю жизнь. Но Лойола никогда не ограничивался экстатическим созерцанием. Радикальный романтизм в его характере сочетался с крайним прагматизмом. Поэтому, восторгаясь, он уже прикидывал, как можно использовать этот опыт для воспитания будущих Христовых воинов. И он нашел замечательный ход, включив топографию Святой земли в свой педагогический курс.

Французский философ-постструктуралист Ролан Барт пишет об этой технике структурирования личности с помощью визуализации определенных символов: «Эти виды (в расширительном смысле слова, поскольку речь идет о всевозможных единствах воображаемого восприятия) могут «кадрировать» вкусы, запахи, звуки или ощущения, но именно «зрительный», если можно так сказать, вид овладевает всем вниманием Игнатия»[30]. Тот, кто желал очистить свою душу и полностью подготовиться к принятию воли Христовой как своей, должен был духовным взором отыскивать города, селения, дома и улицы, храмы ее и пещеры и, конечно, светлицу Девы Марии. Без сомнения, Иньиго, предлагая это упражнение послушникам для второй недели тренировок, и сам проделывал его сотни раз.

Скорее всего, он начал представлять себе Иерусалим, еще сидя в пещере на берегах Карденера. Но оттуда Святая земля казалась чем-то непостижимым и отстраненным, как обещанная в видениях награда, как солнце, встающее на востоке. Теперь она лежала перед ним — пыльная, раскаленная, крикливая, осязаемая, со всеми ее торговцами, ослами, голубями, такими же, как полторы тысячи лет назад, во времена Христа.