Игнатий Лойола

   — Спросите кого-нибудь в печатне Вечного совета, — твёрдо сказал Людвиг, — я уверен: они слышали о нас и о наших трудах.

   — Смотри, про печатню знает, — шепелявя, пробормотал бунтовщик, вооружённый палкой с шариком. Альбрехт вспомнил: кажется, это была молотилка, только хитро усовершенствованная шипами. — Может, их бургомистр подослал.

   — Вот ещё! Ходить спрашивать! — раздался голос всадника. — В подвал, и дело с концом. Есть люди, которые быстро разберутся.

   — Слушай, а печатня-то здесь, за углом, на Клостерштрассе, — вмешался Конрад, — пойдём спросим.

Студиозусов поволокли вниз по улице. Всадник уехал в другую сторону. Труп ландскнехта так и остался лежать на дороге.

«Зачем Людвигу отсрочка? — думал Альбрехт. — Эти страшные люди быстро поймут, что их водили за нос, и разозлятся ещё больше».

Улица за углом вся заросла деревьями и кустами. Связанных пленников дотащили до неприметного дома песчаного цвета и втолкнули внутрь.

Там царил полумрак — из-за разросшихся веток, закрывших окна.

   — Вольдемар здесь? — спросил Конрад.

   — Я, — ответил немолодой человек в фартуке и очках. Согнувшись над столом, он сортировал литеры.

   — Знаешь этих? — Конрад показал на пленников. Тот покачал головой.

   — В первый раз вижу.

   — Наврали, стало быть, — мрачно сказал косоносец, снова берясь за косу.

   — А вы у художницы нашей спросите, может, она знает, — предложил печатник. — Альма, пойди сюда!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   — Хватит делать из меня дурака! — возмущался Альбрехт. — Я не верю в такие совпадения!

   — Не веришь и не верь. При чём тут я? — утомлённо, уже в который раз говорил Людвиг. — Я вообще тебя не понимаю. Так мечтал её найти и теперь недоволен?

   — Чему радоваться? Ты всё это время знал, где она, и молчал!

   — А вдруг нет?

Они пререкались при Альме, невозмутимо рисующей иллюстрации к календарю. Наконец она не выдержала:

   — Господа студенты, если вы дурно воспитаны — это ваше дело. Я спрашиваю другое. Вы собираетесь работать? Нам задали восставшего крестьянина. Его нужно восславить.

   — До вашего крестьянина я должен набрать «Защитительную речь» — напомнил печатник Вольдемар. — Мюнцеру не терпится обрушить её на голову профессору Мартинусу.

   — Он там осыпает Лютера всеми мыслимыми проклятьями. Называет: василиском, драконом, аспидом, архиязычником, архидьяволом и стыдливой вавилонской блудницей. Говорит: дьявол сварит его в его же собственном соку, — поспешно затараторил Людвиг, стремясь уйти от выяснения отношений.

   — Ладно, не дрожи! — примирительно сказал Альбрехт. — Пока мне здесь работы нет, пойду себя немного прогуляю, взгляну на башни стройные Мюльхаузена.

Альма возмутилась:

   — Почему это работы нет? Ты у нас сегодня вроде как за поэта, а не за наборщика. Гулять он собрался!

   — Не ходи, — предостерёг печатник, — сегодня опять будут погромы. Наши говорят — бургомистру не жить.

   — Зачем ты сказал ему, Вольдемар? — Альма пожала плечами. — Теперь он точно пойдёт. Будет храбреца из себя корчить.

   — Что значит «корчить»? — вскричал студиозус.

Разумеется, он пошёл бродить по улицам, причём всё в той же куртке с разрезами. Всюду стояла тишина, только со стороны ратуши долетали звуки молотов — видно, кто-то работал. Потом ветер донёс отголоски хорового пения.

«Вот и, слава богу, обошлось без погромов», — подумал Альбрехт. После того как на его глазах убили ландскнехта, идея свободы уже не вызывала в душе студиозуса бурного энтузиазма.

С чувством выполненного долга он вернулся в печатню.

   — Поздравляю, — встретил его Вольдемар, — у нас революционное правительство. Бургомистр бежал.

   — А чем там гремели у ратуши? — осторожно спросил Фромбергер. — Я не дошёл, ногу подвернул случайно, — добавил он, как бы между прочим.

   — И хорошо, что не дошёл, — печатник вытер руки о фартук, почерневший от краски. — Там опять убили кого-то. Людвиг забегал, рассказывал.

Фромбергер представил себе, как людей били молотами, и передёрнулся. Вольдемар, не заметив этого, продолжал:

   — Ещё статуи святых расколотили. Людвиг говорит: повсюду руки да головы каменные валяются. Жуткая картина. Теперь Томас, наверное, бургомистром станет.

Альбрехт молча кивнул.

Томас Мюнцер, однако, не занял пост градоправителя. Он исчез на несколько месяцев, оставив в Мюльхаузене свою жену Оттилию и помощника Пфайфера.

В городе воцарилась анархия. Горожане добились отмены всех налогов и поборов. Изгнали священников, опустошили дарохранительницы. Все кузнецы и ювелиры стали оружейниками, а жители заимели оружие и спешно учились пользоваться им. Крестьяне из близлежащих деревень, ездившие раньше на базар по воскресеньям, теперь снаряжали телеги для разбойничьих набегов на монастыри.