Читаем Игнатий Лойола полностью

   — И как там у вас? Попов громят?

Перед бегством Альбрехта в его родном городе как раз убили священника.

   — Есть немного, — сказал он, подумав.

   — У нас вокруг замка всё тихо. И в Айзенахе пока не слышно. А дальше к Мооргрунду монастырь, говорят, пожгли. И северней крушат, жгут, душегубничают. Что творят, что творят!

   — Не случайно же всё это, — осторожно начал Альбрехт. Искоса он поглядывал на собеседника, пытаясь угадать его мысли. Повар быстро пресёк эти угадывания:

   — Я никого не сужу, парень, моё дело — кухня. И твоё теперь тоже. Умничать начнёшь, когда отработаешь. И нечего морду кривить. Нету ведь у тебя ни что пожевать, ни где поспать, скажи, я не прав?

   — В какой-то степени, — Альбрехт пытался сохранить достоинство. Повар хихикнул и отвернулся.

«Странно, — подумал Фромбергер, — он совсем не похож на глупца, а берёт в замок незнакомого человека. Вдруг я всё-таки окажусь вором и стащу самый жирный окорок? Или вообще отравлю сиятельных хозяев?»

Лошадёнка неторопливо цокала по городским улочкам. Вскоре город кончился, потянулись луга, болотца... Впереди нависла гора, поросшая густым лесом. На самой её вершине, словно гигантские ели, вздымались остроконечные башни.

«Повезло мне, — думал студиозус, — когда бы ещё пустили в такую красоту?»

Кобылка вошла в лес, поднялась несколько кругов по извилистой дороге и остановилась.

   — Слезай, честный человек! — весело сказал повар. — Пора своё доброе имя отрабатывать.

В родительском доме Альбрехт немало натренировался на мешках с мукой, но это не слишком помогло. Он совершенно выбился из сил, поднимая тяжеленные брюкву и морковь на гору, к воротам замка. Повар в это время беседовал наверху со стражником.

   — Это только один раз! — успокоил он потного студиозуса, волочащего последний мешок. — Потому как наружу выйдешь только через три месяца, — объяснил он, дождавшись, пока стражник запрет ворота.

   — Спасибо, что уберегли меня от самой тяжёлой работы, — язвительно поблагодарил Альбрехт.

   — Да не стоит благодарности! — радушно отозвался повар. — Внутри работёнка не легче.

И он указал на боковую тропу, круто поднимающуюся почти сразу от входа.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ


Иниго решил всерьёз заняться своей душой. Столько непонятного, даже опасного скрывалось в ней! Следовало отметить чем-то зримым начало новой жизни. Почти доехав до Монсеррат, он счёл себя неподготовленным к посвящению в воины Христовы и рыцари Пресвятой Девы. Действительно, разве его жизнь достаточно изменилась, хоть и средств стало меньше? Несмотря на ранения, он всё тот же сеньор Иниго Донёс де Лойола, гордый, пусть и небогатый дворянин из прославленного рода.

С этими мыслями он свернул в Лериду — последнее большое селение перед знаменитым монастырём. Там продавалось кое-что полезное для паломников. Лойола тут же купил альпаргату — полотняные туфли на пеньковой подошве. Осмотрел покупку внимательно. Нахмурился.

   — Удобные, не сомневайтесь, — заверил его лавочник.

   — Вот то-то и оно! — вздохнул Иниго. — Не паломничество, а приятная прогулка в таких получится.

Продавец пожал плечами:

   — Все берут, не жалуются.

   — Ещё бы им жаловаться! — проворчал под нос будущий паломник. — Ах... Кстати, что это у вас висит такое замечательное?

   — Да чего ж тут замечательного, сеньор? Мешки и есть мешки.

   — Вы сами их шьёте или, может быть, заказываете портным?

   — Да каким портным, сеньор. Сами, конечно. Тут и шить-то нечего.

Порывшись в потайном кармане своего чёрного хубона, Лойола достал монету.

   — Сшейте мне такой же мешок. Только с прорезями для рук и головы.

Продавец внимательно посмотрел на него.

   — Простите, сеньор, я вас правильно понял, вы хотите сшить из мешочной ткани... рубашку?

   — Правильно понял, — Иниго хищно ощупывал взглядом полки, — вот эту тыковку для воды ещё дайте.

   — Но... сеньор, — лавочник даже забыл изображать суету. — Разве можно прямо на тело одежду из мешковины? Колоться ведь будет, не стерпите.

Он с жалостью посмотрел на странного покупателя. Тот невозмутимо осматривал посохи.

   — Колоться, это хорошо. Обязательно сшейте. Прямо сейчас. Много времени это шитье не займёт.

   — Такая одежда подходит только для праведников, — с благоговением в голосе ответил лавочник, — вы праведник, сеньор?

Покупатель, будто не слыша, продолжал:

   — И ещё вот этот посох. Ты прав. Одежда выйдет превосходная. Обязательно подарю её знакомому праведнику.

Со свежесшитой колючей рубашкой, а также с другими покупками, притороченными к луке седла, Иниго покинул Лериду.

   — Праведник... Праведник? — бормотал он, направляя мулицу на дорогу, ведущую к монастырю. — Неужели и впрямь мне суждено стать праведником? А вдруг опять искушение?

Монсеррат потряс его своим величием. Немало гор и скал ему пришлось повидать, но эти!.. Будто тысячи человеческих фигур рвались в небо, да так и окаменели, слившись в единый монолит.

Лойола слез с мулицы. Долго стоял, держась за седло, не решаясь двинуться дальше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары