Если честно, то я недолго горевала из-за сорвавшейся поездки, потому как выяснилось, что реабилитация уже неактуальна, поскольку мне предстояла новая операция на коленном суставе. Я сообщила об этом в Институт. Там мне посочувствовали и пожелали удачи. Почему я решила позвонить также и Манолову, не знаю. Это было ошибкой с моей стороны. Услышав в трубке звонкий высокий девичий голос, я подумала, дочь или внучка, и, не зная, как спросить по-болгарски «родители дома», растерялась и спросила: – Папа дома? – Ха-ха-ха, – послышался из трубки довольный голос, но он уже звучал по-другому: – Мой папа умер еще в русско-турецкую войну. Конечно же, это была шутка. Но бабушка Спаса Манолова, если это, конечно, была бабушка, а не ревнивая женщина, на чисто русском языке сообщила, что я не первая, кто по телефону принимает ее за девчонку. Я попросила передать Спасу, что я очень благодарна ему за содействие, но, к сожалению, моя попытка не удалась… Этим наше общение и ограничилось. Думаю, что тогда у светофора состояние Спаса было таково, что при виде молодой женщины с характерной для гимнастки травмой он включился как врач и его просто душил приступ альтруизма. Я долго хранила его визитную карточку с дописанными от руки координатами факультета спортивной медицины Софийского университета, куда я и должна была отправиться для реабилитации после очередной операции. Вот и все, что я вспомнила о своей несостоявшейся поездке в Болгарию. Да и какое отношение это могло иметь к настоящему? Но Банев где-то ведь отрыл, что меня не выпустили из страны. Мне официально никто не говорил, что я невыездная.
Я не спала, хотя в какой-то миг нашла дрема. Я тут же отогнала сон и заняла себя мыслями о Красимире Баневе. Это было куда приятнее. Сегодня он произвел на меня совсем другое впечатление. Он был заботлив, сдержан, сух, и в то же время в его сдержанной улыбке, рукопожатии, в плохо скрываемой обеспокоенности было много непонятного. Его обеспокоенность усиливала мое беспокойство. Я помнила о том, что должна быть бдительной. И я была очень внимательна, пока мы не приземлились в Софии.
В новом терминале я так была поглощена поисками встречающего меня молодого человека, что совсем забыла о том, что кроме него там мог быть еще кто-то, кто мог наблюдать за мной. Напрасно я пыталась поймать чей-то приглядывающийся ко мне взгляд, сравнивающий данное Красимиром Баневым описание с моим внешним видом. Моя личность никому интереса не представляла. Я встала ближе к воротам, где пока еще на электронном табло значился прибывшим наш самолет, чтобы меня было легче найти. Наш рейс немного задержался. А если меня никто не встретит? Чувство кинутости охватило меня. Но я тут же успокоила себя: у меня есть обратный билет. Деньги на проживание тоже имеются. Устроюсь в гостинице. Может, оно и к лучшему? Рядом со мной молодой мужчина в морской форме тоже ждал кого-то, со счастливым видом он озирался по сторонам и время от времени поглядывал на экран своего мобильника, видимо, в ожидании звонка. Я тоже решила включить свой телефон и тут вспомнила про конверт. Но только моя ладонь дотронулась до шероховатой поверхности бумаги, как звонкий девичий голос окликнул меня по имени.
– Ой, это вы?! – вытаращив на меня глаза, спросила юная особа, когда я обернулась на оклик и кивнула.
– Простите, пожалуйста, тут у нас с машиной заминка получилась, – скороговоркой продолжила девушка и повела меня за собой к выходу. Она эффектно выглядела в своем белом одеянии, особенно в такой пасмурный день. Стеганая куртка, джинсы, ботиночки, сумка – все было белого цвета. Кроме ее длинных волос. Черные, кажется некрашеные, блестящие волосы были собраны в длинный конский хвост, настолько длинный, что был переброшен со спины на грудь и доставал почти до пояса. Ровный четкий срез подчеркивал густоту волос. «Красиво», – отметила я про себя. А где молодой человек? Банев сказал, что меня встретит молодой человек, которому сообщили мои приметы и который мне все покажет и объяснит. Проходя мимо барной стойки, я на секунду остановилась, втягивая ноздрями запах кофе.
– У нас есть время попить кофе? – спросила я.
– Ой, простите, я совсем забыла, вы ведь с дороги! Вы, наверное, проголодались?