Читаем Игра полностью

Массивные створки ворот не были большими по размерам, но очень тяжелыми. Видимо, из-за кованых деталей, крепивших брусья, и металлических пластин, укреплявших их нижнюю часть.

Толстые стены дома были выложены из тесаного камня сине-серо-розового цвета; узкие высокие окна; крыша из темно-коричневой черепицы; треугольные фронтоны, лепные карнизы, козырьки над чердачными окнами, крытые медной жестью; медные водосточные трубы; высокий каменный забор с встроенными в него нишами, украшенный деревянными деталям. Все было в гармонии: дерево, камень и металл.

Местами каменная кладка высокой ограды чередовалась с большими необтесанными круглыми камнями, и эти выпуклости придавали стене особую привлекательность плавных линий, особую мягкость.

Приятный мягкий свет падал от уличных фонарей на тонких металлических столбах по периметру участка. Вход в дом освещали висевшие на крючьях по обеим сторонам двери два кованых четырехгранных фонаря с матовыми стеклами, излучавшими приятный свет.


Прежде чем войти в дом, мы решили, несмотря на то, что уже совсем стемнело, сначала осмотреть дом снаружи. Мы обошли все здание, что было совсем непросто: участок, окружавший его, был многоуровневый, насколько можно было разглядеть в матовом свете уличных фонарей. Получалось, что первый этаж с главного входа был вторым этажом со стороны заднего внутреннего двора. Дом сам был П-образный, одно крыло было длинным, второе крыло и пониже и покороче. Оно несколько отличалось по материалу, но архитектурного стиля и целостности не нарушало. Мы спустились по лестнице вниз, на задний внутренний двор. Слави даже присвистнул от удивления: если с выходящего на улицу фасада дом выглядел двухэтажным, то сзади он оказался четырехэтажным, если считать этажом спрятавшиеся в нише за арочным входом подвальные помещения. Внешняя лестница прямо со двора вела вверх на террасу, служившую навесом над хозяйственными помещениями. На уровне третьего этажа стену дома опоясывала деревянная галерея, увитая высохшей виноградной лозой.

– Здесь есть что исследовать, – констатировала я, изо всех сил старалась не выдавать своего волнения и восторга. Дом сразил меня, и не только своей монументальностью, но еще и тем, что подходил мне по духу, отвечал моему вкусу и прочим параметрам моей души. Охваченная ощущением, что мне все это каким-то образом знакомо, не раз видено во сне, я помню те сны, я задержалась во дворе, ища что-то, только мне известное. И нашла. Вот она, стена дома, выкрашенная белой известью. В арочном проеме, в нише под первым этажом, должна быть двухстворчатая дверь в какое-то подсобное помещение. Точно. Я понимаю, что все дома построены функционально, и там должны быть такие помещения. И возможно, в снах также снится определенный стереотип. Но одинокий кустик сирени, росший на маленьком пятачке земли посреди каменных плит, которым был выложен двор, – это дежавю налицо. Тут меня окликнули. Я быстро нагнала Наташу, осторожно ступавшую по довольно крутым ступенькам вдоль стены дома наверх.

Увидев мужчин, стоявших по стойке смирно, и букет роз в руках у Слави, я поняла в чем дело: мне «вручался» подарок. Ох, эта старинная парадная дверь. Вход в дом прямо с каменной плиты без всяких ступенек и порогов. Когда-то во сне я стояла перед такой дверью, на такой же каменной плите и держала в руке связку больших старинных ключей.

Марко протянул мне похожую связку ключей. Но я доверила ему открыть дверь, а сама подумала: «Если, войдя в дом, я увижу в двухуровневом холле или прихожей с правой стороны винтовую лестницу, ведущую вниз, а слева парадную лестницу с низкими ступенями из белого мрамора и истершийся настоящий персидский ковер на каменном полу у входа, то я, скорее всего, не переживу такого и хлопнусь в обморок». Ведь все было почти так, как в том давнем сне: та же массивная двухстворчатая дверь с красивым резным узором с полукруглым окошком в аркообразном проеме над дверью, обрамленном искусной резьбы деревянной рамой. Казалось, что виноградные гроздья, листья и стебли вьющейся вокруг них виноградной лозы – символа богатства, были вылеплены, а не вырезаны по дереву. Плита из белого камня перед входом, видимо, прослужила здесь не один десяток лет: истершаяся, с углублением по центру, местами отшлифованная, местами в щербинках звала ступить на нее, что я с удовольствием и сделала. И как ни странно, страх сразу же исчез.

Я не знала еще, что предстоит мне увидеть внутри. Нет. Я больше не буду задерживать внимание на деталях. Для первого раза чересчур много эмоций. Потом, оставшись одна, все исследую. А пока мне надо было успокоиться. Но сложно было сохранять спокойствие, тем более что Наташа то и дело забегая вперед и заглядывая мне в лицо, ахала от восторга:

– Ну как? Нравится? Правда, здорово?

Перейти на страницу:

Все книги серии Современники и классики

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее