Игра

Гораций с досадой смотрел на безгласного себя. С отключением от сети, жизнь потеряла для него всякий смысл. Одно осознание того, что этот день придётся снова провести вне Пространства, вдали от друзей, от привычных занятий, от жены, сводило Горация с ума. Как бы он хотел, чтобы разум его уснул. Он мечтал не видеть, не знать, не ведать всего того, что с ним происходило. Всё это было дурным, кошмарным сном. Горацию не верилось, что всё это происходит именно с ним.

Что была его жизнь? Оказывается, с ним можно было делать всё, что угодно. Сам Гораций в действительности не был себе хозяином.

Горацию отчаянно захотелось прекратить всё это, но его разум продолжал жить.

Лучше бы ему дали спать все эти семь дней. Так было бы спокойнее. Ни видеть, не слышать, не знать реальности. Как бы Горацию хотелось до возвращения в Пространство погрузиться в сон.

Но как это сделать? Куда отправить заявку? Кому сказать об этом? Не тому ли безмолвному желтоглазому роботу, который время от времени навещает его? Нет, этот стальной монстр был глух, нем и безучастен. С видом полной отрешённости, он из часа в час монотонно выполнял свою работу.

Гораций решил привлечь его внимание своею активностью, надеясь заставить тем самым робота ввести ему дополнительную порцию снотворного. Гораций напрягся, до боли сжал кулаки, резко дёрнул голову вбок и попытался поднять вверх руки. Это были те немногие действия, которые мог позволить себе в нынешнем своём положении Гораций. В глазах потемнело, судороги одна за другой прокатились по встревоженным органам, но уже через пару секунд прилетевшая стальная игла заглушила боль. На этом всё прекратилось.

Пролежав так почти полчаса, Гораций решил предпринять что-нибудь более решительное. Послушными ему во всём теле оставались только пальцы рук и голова. Гораций открыл рот. Почему-то ему показалось, что этим странным действием он привлечёт внимание желтоглазого, однако, пролежав полчаса с открытым ртом, он даже не вызвал интереса стальных игл. Гораций захлопнул рот и закрыл глаза.

Его охватило настоящее отчаянье. Он не мог нормально жить. Ощущение полной беспомощности и несостоятельности захлестнуло его измученною потрясениями последних дней душу. Одинокая, безнадёжная, первая в его жизни слеза поползла по его щеке, и тут же, съеденная серым полисиноном, исчезла.

Гораций никогда в жизни ещё так не страдал. Ему хотелось забыться, не чувствовать, не думать, уснуть. Никогда раньше он не испытывал чувство безысходности. Пространство, в отличие от реальности, давало любому человеку поистине грандиозные возможности, весь масштаб которых Гораций раньше не осознавал. Конечно, и там, в Пространстве, были свои ограничения, но физическая ограниченность собственного реального тела была в миллиарды раз печальней.

Деньги! Вот что было определяющим в Пространстве, а тут… Гораций рад бы был заплатить за то, чтобы сейчас заснуть, но платить было некому, да и нечем. Здесь был совсем иной мир.

Остаток дня Гораций провёл в полубезумном забытьи. Ему мерещилось, что он мёртв.

Шестой день после окончания боя

Этот день встретил Горация ярким солнечным светом, который залил всё вокруг. Но, ни бодрящие лучи солнца, ни тот факт, что до возвращения в Пространство осталось всего два дня, Горация не радовали. Мысль о том, что наступившие сутки пройдут также бездарно, как и все предыдущие, угнетала. Смирившись со своей участью, Гораций обречённо встречал очередной скучный, унылый день. До возвращения в Пространство по-прежнему оставалась вечность.

Пространство… Какими волшебными теперь представлялись ему все те чудесные дни. Даже худший из них был в миллион раз лучше одной минуты, проведённой в реальности.

Гораций вспомнил, как однажды забрёл в лес к кубетам. Вот уж где он натерпелся страху. Там опасность подстерегала на каждом шагу. Ямы, западни, ловушки, и кубеты, которые по праву считались мастерами в умении нагонять страх, но всё это было детскими игрушками по сравнению с реальностью. Тогда Горацию было страшно, но тело его слушалось, команды выполнялись безотказно, и он знал, что в любой момент по собственному желанию может выйти из игры. А тут… Тут его желания не значили ничего, его тело было предательски бездвижно. Гораций и представить не мог, что бывает такое. Двигаться было его правом по рождению, наряду с правами на игру, развлечения и секс.

Когда Гораций подумал об этом, ему стало ещё горше от своей нелёгкой судьбы. Его лишили всего. Всего самого необходимого, всего… Его полностью лишили возможности быть человеком. Теперь он стал существом, единственным занятием которого был счёт секунд, оставшихся до возвращения в его привычный мир. «Одна, две… Одна две…» – считал Гораций, а сердце его до боли сжимала тупая грусть. Гораций был никем.