Игра

Пьеса была современной и, как писали в рецензиях, очень актуальной. В одном провинциальном городе люди, проявив сознательность, пришли на помощь милиции в борьбе против хулиганов и бандитов. И по вечерам улицы начали патрулировать отряды дружинников, созданные из лучших представителей общественности. Очень быстро они навели порядок в городе. Криминальный мир потерпел поражение. Социалистическая законность восторжествовала.

Такова была идея, которую заложил в свою пьесу драматург и воплотил на сцене режиссер.

Но Анна и Станислав прочитали эту пьесу по-другому. Их внимание привлек эпизод, где дружинники встречают любовную парочку, возвращающуюся поздно вечером из ресторана, и пьяную то ли от выпитого вина, то ли от любви. Мужчина и женщина кричат, поют, смеются, нарушая тишину спящего города. Между мужчиной и дружинниками завязывается ссора, перерастающая в драку. Достается и женщине, которая пытается вступиться за любимого человека. После чего их силой уводят в милицию.

– И в городе снова воцаряются покой и порядок, достигнутый ценой унижения человеческого достоинства и любви, – сказал Станислав. Это благодаря ему Анна, до этого лишь механически заучившая текст, взглянула на спектакль новыми глазами. И согласилась, что играть надо именно так.

Теперь, в их интерпретации, спектакль был о цене, которую пришлось заплатить людям за то, чтобы в их городе восторжествовал порядок. И восклицательный знак, который поставили автор пьесы и режиссер, они, актеры, заменили вопросом – не слишком ли высока эта цена?

Само по себе это могло бы пройти незамеченным, будь на сцене посредственные актеры. Но Анна, вдохновленная Станиславом, играла как никогда в своей жизни.

Уже посреди спектакля из зрительного зала ушли несколько человек, один из них в форме. На следующий день в городской газете появилась разгневанная заметка об оскорблении органов правопорядка со сцены местного театра драмы заезжими гастролерами.

А в этот вечер кто-то из зрителей плакал, и в напряженной тишине зала эти тихие всхлипы были слышны даже на сцене. Потом, на поклонах, какая-то девушка подарила Анне букет цветов, с задних рядов несколько раз крикнули «браво».

Во время спектакля Станиславу разбили колено, без жалости бросив на дощатое покрытие сцены. А Анне так заломили руку, что она со всего размаха ударилась подбородком о стол и чуть не потеряла сознание.

– В этом проклятом городишке, видимо, люди умирают сразу, без долгих мук, – яростно ругалась Анна, поддерживая Станислава под руку. Это была уже третья аптека, где они пытались по пути в гостиницу купить аспирин или анальгин. Две оказались закрыты, а в третьей, круглосуточной, их постигла неудача. Ничего болеутоляющего в продаже не оказалось.

Станислав сильно хромал, но старался не стонать и даже не морщиться, когда неловко наступал на покалеченную ногу. Все же иногда ему это не удавалось. Колено распухло, при каждом шаге в него словно всаживали раскаленный гвоздь. Но после спектакля машины, которая должна была ждать их возле служебного входа театра, не оказалось. Не нашли они и Кирилла Алексеевича, который так же куда-то бесследно пропал. И они были вынуждены пойти в гостиницу пешком, благо, что та располагалась на той же улице, что и здание театра. Заблудиться даже в совершенно незнакомом городе было невозможно, надо было только никуда не сворачивать. Несмотря на то, что догорало лето, и сумерки были еще светлыми, улицы города казались вымершими. Ни прохожих, ни машин, и даже светофоры на перекрестках, все как один, мигали желтым оком, окрашивающим дома в бледно-мертвенный цвет.

Анна ласково погладила Станислава по плечу.

– Пойдем, милый, в гостиницу. Придется, уж видно, мне лечить тебя своими средствами.

Он думал, что это уже никогда не повторится – ощущение сладостного восторга, сравнимого разве что с первым прикосновением к любимой женщине. Но это случилось. Он испытывал подобное один или два раза в своей жизни, но давно, слишком давно. И уже позабыл, как это бывает. А сейчас вспомнил. И он снова летел и летел куда-то в беспредельность, не имея представления ни о времени, ни о пространстве…

– Милый, что с тобой? – голос Анны был нежен.

Станислав открыл глаза и увидел, что он лежит в постели, раздетый, под одеялом. Анна была рядом, и тоже совершенно обнажена. Он не помнил ничего, что предшествовало этому. Ощущение полета и счастья, им порождаемого, заполнило все его существо, и даже память.

– Мне хорошо, – сказал он. – Ты добрая волшебница.

– Я ведьма, – ответила Анна, смущенно закрываясь одеялом под его недоуменно-счастливым взглядом. – И гублю христианские души.

– Многих уже сгубила?

– Две. Одну свою, вторую…

Он помешал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Но когда он оторвался от ее жадных губ, она досказала, словно ей было необходимо исповедаться перед ним, и немедленно.

– Иначе я бы не пережила этот год.

– Тебе было очень плохо?

– Я осталась совсем одна.

– И продала душу дьяволу?

– Бог отверг ее – и что мне оставалось?