Игра Бродяг

Она легла на холодную койку и заревела в голос. Сейчас она казалась себе самой невинностью — мнение, плохо сочетающееся с реальными фактами. С другой стороны, она совершенно точно не убивала их градоправителя, а посему имела право считать грядущее судилище несправедливым. К тому же в камере никого не было, чтобы упрекать ее и увещевать — реви сколько хочешь.

Вскоре она перестала подвывать, но слезы лить продолжила, надеясь измотать себя и все-таки заснуть. Прямо как в те времена, когда она была совсем маленькой и проводила дни, шугаясь людей, потому что каждый из них лишь усиливал ее ужас.

Сон не шел, зато весьма вероятная казнь становилась все ближе с каждой истекшей минутой. Сейчас смерть представлялась Наёмнице продолжением ее заточения: унылым прозябанием взаперти, без лишних забот и телодвижений, но и без какой-либо радости вообще. Уже не будет возможности размять мышцы на свободе. Не будет вкусной еды (признаться, ее и раньше-то было немного…), свежего воздуха, солнца, светящего в глаза. Не будет тепла прижавшегося к ней во сне Вогта, не будет мягкой гладкости его кожи под пальцами.

Светало. Может так статься, что это ее последний рассвет. Замотавшись до носа в плащ, но все равно дрожа от холода, Наёмница сидела на койке и наблюдала, как тусклый розовый свет сочится сквозь решетку, постепенно белеет, превращаясь в свет далекого, недостижимого дня.

— Вогт, ну где ты? Приди и забери меня отсюда…

***

«Наёмница, — подумал Вогт в полусне. — Скоро я увижу ее». Он так обрадовался, что немедленно проснулся. В маленькое окно струился солнечный свет, согревая сбросившую с себя одеяло Цветок и заставляя ее улыбаться во сне. Сейчас она выглядела счастливой, хотя Вогт знал, что это не так и что после пробуждения ее ждет огорчение. Вогт помрачнел. Ему не хотелось будить ее. Возможно, он просто оттягивал тот тягостный момент, когда ему придется объявить, что он уходит, а она остается в доме, наполненном тысячью мерзких звуков, одинокая в своем разочаровании и вечной ночи.

Тихо-тихо он перебрался через нее, тихо-тихо спустил одну ногу с кровати, тихо-тихо вторую, сделал тихий шаг и взвизгнул от боли, потому что прямо под его беззащитной ступней оказался остроугольный камешек, свалившийся со стула на пол. Цветок проснулась. Вогтоус поднял камешек и повесил его на шею.

— Уходишь? — спросила Цветок. Ее голос звучал надтреснуто. Вогт надеялся, что это спросонья, а вовсе не потому, что она уже изготовилась заплакать.

— Сегодня суд, — виновато потупился Вогт, одеваясь. — Я должен спешить.

— Есть идеи, как ее оправдать?

— Да, — не совсем уверенно ответил Вогт. В действительности он был абсолютно уверен только в одном: упирать во время суда на то, что в момент преступления Наёмница физически находилась в другом месте, — абсолютно бесполезно. Игра четко обрисовала условия текущей ситуации, и ему придется принять их как есть. — То есть я надеюсь, что это сработает, — он посмотрел на Цветок. — Думаю, оказавшись рядом с ней, я как-нибудь сумею ее защитить.

Цветок села на постели, прикрыв грудь одеялом. Вогтоус видел, как в ее глазах желание остановить его борется с пониманием — что бы она ни делала, удержать его не сможет.

— Она красивее меня? — спросила Цветок.

— Нет, — ответил Вогт.

— Умнее?

— Нет.

— Лучше в постели?

Вогт задумался на секунду.

— Я практически уверен, что нет.

— Тогда почему, проклятье, почему ты уходишь к ней?! — выпалила Цветок.

— Я не знаю… я просто… люблю ее.

— Почему ты любишь ее, если она ни в чем не превосходит меня?!

— Я не знаю, — растерявшись, повторил Вогт и беспомощно развел руками. — Но я чувствую, что навсегда связан с ней. Как будто без нее меня не существовало бы вовсе.

— Я бы хотела, чтобы ты навсегда остался со мной, — прошептала Цветок и закрыла лицо руками. Ей хотелось плакать, но она терпела и не плакала, и от этого в горле стояла такая боль, что она едва дышала.

Вогтоус растерялся. Что он должен делать? Сказать «я тоже»? Он рвался к Наёмнице. Он соскучился по ней. Он не мог соврать, а потому был вынужден сказать правду. Он сел рядом с Цветок и обнял ее.

— А я бы хотел, чтобы с тобой произошло что-то удивительное. Я не могу взять тебя с собой, потому что иду туда, куда ты не сможешь дойти. Я чувствую, что должен сделать что-то для того, чтобы ты смогла сама спасти себя от этого города, но что мне делать — я не знаю.

***

Вогтоус слился с потоком людей, спешащих к дворцовой площади с целью поглазеть на сумасшедшую и самолично услышать ее приговор. Несмотря на обилие любопытствующих, Вогт не мог отделаться от мысли, что это лишь треть той реки, что хлынет к месту казни, если таковая будет назначена (он приложит все усилия, чтобы этого не произошло, наизнанку вывернется). Мысль вызывала чувство раздражения, непривычное и неприятное, как головная боль.