Игра Бродяг

Работы возобновились, теперь сопровождаясь куда большим шумом: стражники то ли издевались над ней, напоминая, кто находится по лучшую сторону двери, то ли просто пытались заглушить ее вопли — ведь погребение живого человека дело, как ни крути, на любителя. Ну или же просто хотели поскорее покончить с заданием и разойтись по домам баиньки.

Когда Наёмница затыкалась, чтобы перевести дух, она слышала мерзкий смех соседа по могиле — и это заставляло ее вопли возобновиться, хотя при отсутствии достаточного количества воздуха они требовали немалых усилий.

— Вы за все ответите, поганые сволочи, (…), (…)! Вы тысячу раз пожалеете, что не повесили меня! — Наёмница не выбирала выражений.

Несмотря на все кары, которые она им обещала, по факту с каждым уложенным кирпичом ее обидчикам становилось лучше: ведь щель между потолком и поднимающейся стеной все сужалась, приближая тот сладостный миг, когда пронзительного голоса Наёмницы станет совсем не слышно или хотя бы почти не слышно. Наконец Наёмница выбилась из сил и растянулась на полу, закрыв глаза. А может, и не закрыв — сложно определить, когда вокруг все черным-черно.

— Только коснись меня, уродец, — предостерегла она невидимку.

Он хихикнул, но промолчал.

Стражники ушли. Ну и что теперь делать? Даже Вогтоус, окажись он в такой ситуации, впал бы в черное отчаянье. Ладно, для начала надо попытаться развязаться. Ей повезло — веревку затянули халтурно, и, пусть едва не вывернув запястья, она все же сумела освободить руки, а затем и ноги.

— Чего притих? — сердито осведомилась она у невидимки. — Боишься, что я тебе глаз на задницу натяну?

— О, это едва ли удастся, — послышалось в ответ. Истеричный восторг, вызванный появлением компаньонки, догорел, и теперь голос невидимки был тихий, хриплый, неуверенный, дрожащий — хотя и не похоже, что испуганный.

«Омерзительный тип», — категорично решила Наёмница.

— Не удастся? Успокаивай себя, успокаивай.

Он только рассмеялся — визгливо, прерывисто, словно ему не хватало дыхания. Впрочем, здесь каждый вдох отнимал впятеро больше сил с впятеро меньшим результатом. Да еще эта омерзительная, до рвотных позывов, вонь… Наёмница в первый же момент обратила внимание на заполняющее подвал зловоние, но, пока она пребывала в приступе чистой паники, ей было не до того, чтобы сконцентрироваться на нем. Однако теперь она просто не могла его игнорировать. Фу. Аж ноздри разъедает.

— Ты вообще в своем уме? — спросила Наёмница, вся обсыпавшись мурашками от этого смеха и вспоминая момент ужаса, когда ледяные пальцы вцепились в нее в темноте. Ко всему прочему было что-то еще, что беспокоило ее, очень беспокоило… но она пока не осознала, что именно. — Разве я сказала что-то смешное? Мне вот совсем не весело.

— Теперь тебе никогда не будет весело, — снова смех.

Наёмница подняла кулак и потрясла им, хотя в темноте такие угрозы бесполезны.

— Заткнись!

— Поверь мне, уж лучше слушать меня, чем тишину, как я слушал. Или не слушал? Просто сразу перестал существовать? А может, меня тут и не было, и я снова вру, зачем-то, — растерянное хихиканье.

Наёмница нащупала нечто достаточно ровное и села.

— Эй, ты долго здесь?

Он молчал. Наёмница прислушивалась, но не различала ничего, кроме собственного сдавленного дыхания. Он что, не дышит вовсе? И все же ее не оставляло ощущение, что, пока она сидит, неподвижная, он подкрадывается к ней все ближе и ближе.

— Почему ты не отвечаешь? — резко спросила она, не выдержав нервного напряжения.

— О, я просто не знаю, каким должен быть ответ на такой вопрос. Долго… долго… долго — это где-то совсем там и нисколько не здесь. В первый день я лежал на этом полу и размышлял, что время идет очень медленно и что лучше бы ему ускориться. Но потом я подумал: а куда ему идти? Я не могу выйти из этих стен, так, значит, и оно не может. Умрет взаперти, как я… И оно, наверное, умерло. Так я долго

здесь, по-твоему? — он всхлипнул.

Замороченная, Наёмница промычала что-то невразумительное.

— Долго, — зачарованно повторил невидимка, словно слово имело вкус, который он хотел распробовать, запах, который он хотел учуять, и вес, который он хотел ощутить на языке. — Если время никуда не идет, если всегда только сейчас, только этот миг, единственный, долго может быть?

— Не бывает такого, чтоб всегда только сейчас, — ожесточаясь, буркнула Наёмница. — Есть прошлое. И будущее — иногда, не у всех.

— У меня только сейчас, — еще одно всхлипывание.

«Наверное, Вогт бы его пожалел, — подумала Наёмница. — Ну а мне нет никакого дела. Плачь, вой, только не беспокой меня и держись на расстоянии». Она вздохнула и слегка запрокинула голову. До чего же противно вдыхать густую жирную вонь, но приходится дышать глубоко, чтобы хоть как-то насытиться. У нее мелькнула кошмарная мысль, что воздух может и вовсе закончиться, но секунду спустя она успокоилась, сообразив, что откуда-то он все-таки поступает — ведь жив же до сих пор этот хмырь, хоть и тронулся умом.

— О, боги, — вздохнула она. — Ну и смердит. Как будто кошка сдохла.