Игра для героев

Шлюпка «Сесили Джексон» была неопрокидывающейся спасательной шлюпкой; перевернувшись, она должна была снова встать на киль, даже с пробоиной в днище, хотя уверенности в этом ни у кого не было.

Мне было четырнадцать лет, когда это произошло, – весной 1932 года. Норвежская каботажная галоша села на мель возле Остроконечных скал в предутренние часы, и «Сесили Джексон» вышла на помощь еще до рассвета. Не было ни одного человека на острове, кто бы не стоял в то утро на крепостном валу форта Эдвард. Остроконечные скалы находились всего в полумиле и были известны как самое опасное место для судоходства, причем погода ухудшалась с каждой минутой. Я до сих пор помню официальное сообщение Королевского общества спасения на водах; случившееся описывалось в нем сухо и буднично, в их обычной манере; у них в обычае – ни в грош не ставить героизм морских спасателей.

«...В предрассветные часы 2 апреля 1932 года норвежский пароход „Викинг“ сел на мель в районе Остроконечных скал, в трех милях к северо-западу от бухты Шарлоттстаун острова Сен-Пьер из островной группы пролива Ла-Манш. Радиосвязь не работала, ракетные сигналы бедствия были замечены с берега в 5 часов утра. Из-за суровых метеоусловий лишь через час удалось спустить на воду, усилиями всех имевшихся в наличие мужчин, спасательную шлюпку „Сесили Джексон“ неопрокидывающегося типа длиной 35 футов. Комендантом порта была зарегистрирована скорость порывов ветра свыше 90 узлов, и море, по сообщениям очевидцев, было штормовое. В 7.30 утра рулевой Эзра Скалли принял...»

И далее – шесть страниц убористого текста. Я мог бы цитировать, поскольку каждое слово отпечаталось в мозгу, но проще пересказать. «Викинг» напоролся на самый опасный риф пролива Ла-Манш в штормовую погоду, и лишь чудотворец сумел бы подойти к нему вплотную и снять с борта восемнадцать человек – снять с борта, а не перетащить на лине и не переправить на плотике. В том месте, среди встречных течений и водоворотов, нельзя было и думать о том, чтобы завести на борт буксировочный конец и стащить судно со скал – оно разломилось бы в одно мгновение.

Но у «Викинга» был ангел-хранитель – Эзра Скалли. Он рывком подогнал шлюпку и, работая моторами, удерживал ее рядом с судном, как пришитую, на удалении не более фута от борта в течение пяти секунд, достаточных, чтобы двое могли спрыгнуть и спастись. Он повторял свой маневр снова и снова, каждый раз сильно ударяясь носовой частью о борт, борясь со встречным течением.

Наконец на борту остался только один моряк – одно обезумевшее от страха человеческое существо, уцепившееся за веревочную лестницу. При последнем заходе мой отец потянулся на помощь к нему, но бедняга так и не разжал руки, отец тоже – уж такой он был человек; «Сесили Джексон» отнесло, оба они, вцепившись друг в друга, повисли над водой, и оба упали в море. Начался прилив, этот проклятый «курсье», этот Мельничный жернов острова Сен-Пьер. Он подхватил спасательную шлюпку и швырнул ее о борт «Викинга» – раз, два, три... Три раза, сокрушая жизнь Оуэна Моргана, моего отца.

А на обратном пути в Шарлоттстаун вновь произошла трагедия. Носовая часть «Сесили Джексон» уже была сильно повреждена, три из ее шести водонепроницаемых отсеков заливало водой. Она заходила в бухту, когда накатила огромная волна с пролива, перевернула шлюпку, снова поставила на киль и ударила, разбив в щепки, о гранитные стены старого адмиралтейского волнолома.

Еще восемь человек погибли в то холодное утро; остальных, включая Эзру Скалли, спасли люди – встав в живую цепь и страхуя друг друга, они выловили в прибойной полосе всех уцелевших и переправили наверх.

Так погиб мой отец; за ним ушла мать, хотя она ходила по земле после этого еще семь лет.

А Эзра получил ленточку к своей золотой медали Королевского общества спасения на водах; был учрежден фонд общественных пожертвований на постройку ангара и бетонированного спуска у подножия холма в Гранвиле, а заодно и на приобретение спасательной шлюпки, 41-футовой шлюпки типа «Ватсон», которая стала носить имя «Оуэн Морган».

* * *

Все это припомнилось так живо и болезненно, что я на миг потерял самообладание – и оглянулся, лишь услышав звяканье щеколды.

Шагов я не услышал, а дверь уже открывалась. Бежать времени не было. Когда дверь закрылась и зажегся свет, в правой руке у меня был наготове маузер. Эзра уставился на меня непонимающим взглядом, полупьяный, держа в руке ящик с пустыми бутылками из-под пива.

Он недурно научился говорить по-немецки – с тех пор как мы виделись.

– Ты кто? – строго спросил он. – Что ты здесь делаешь?

Я снял с головы стальную каску.

– Здравствуй, дядя Эзра, – сказал я тихо, как в детстве; наше кровное родство было далеким, Эзра приходился моей матери троюродным братом.

После гибели отца он заменил мне его и, я думаю, любил меня не меньше, чем мою мать – единственную женщину, которую он по-настоящему полюбил в жизни.

Он перешел на шепот и поставил ящик на пол.

– Оуэн? – проговорил он. – Это ты, парень?

– Именно так, Эзра.

Он подошел, протянул руку и мягко коснулся моего лица.