Читаем Игра. Достоевский полностью

И вдруг закипело. Брату Мише выдалось разрешенье на новый журнал. Журнал необходимо было наполнить, а чем? Он и бросился разом на роман, на статьи, статьи выходили огромные, скорей всего, оттого, что в нём бушевало счастье сознания, что он имеет возможность наконец говорить, роман растягивался, не поспевал, тянулся из номера в номер и дотянулся с января по июль, ослабляя и даже поганя эффект, а тут ещё чтения в зале Руадзе и где-то ещё, невозможно никак отказать, поскольку в этих чтениях именно слышалось общее дело, которое объединяло разбежавшихся по углам, так что он завертелся и замотался вконец.

В такой-то момент и получил он письмо. Ужасно оно поразило его. Письмо было искренним до последней черты, правдивым и чистым, а в то же время самолюбивым, даже высокомерным, хотя писала его почти девочка, каких-нибудь двадцати или даже девятнадцати лет, это сразу было видать, а уже наивности и гордыни имелась полная смесь, так что так прямо и признавалась в самой горячей любви и в то же время свои слова как будто обратно брала, рассказывала, где, когда и сколько раз имела самое необыкновенное счастье видеть его, находила, что у него лицо и весь вид героя и мученика, и тотчас было видать, что именно полюбила не столько лично его, сколько героя и мученика, однако же полюбила со всей страстью своей сильной и гордой натуры, а страсти в душе её кипели безмерные, и это было тоже тотчас видать, и писала она письмо герою и мученику, оттого оно было полно самого горячего восхищения и преклонения перед ним.

Его сердце застучало, зашлось и не скоро встало на место. Был человек, которому дорого то, что он делал, и одного человека, которому дорого то, что он делал, было слишком довольно, чтобы делать ещё и ещё, к тому же человек этот был женщина, молодая, возможно красивая, и уж умная, умная, это наверняка, этого у неё не отнимешь никак.

Ему прибавилось сил, точно в письме была живая вода. Проходили все сроки давать сколько-нибудь романа в журнал, так он дни и ночи сидел, уже не замечая крайнего раздраженья жены, в самое, в самое время попал, даже несколько ранее срока, на день или два, и тут от неё получился рассказ, очень неопытный, робкий, но с жилкой какой-то, чего не могло и не быть у такой честной и сильной натуры, оригиналу недоставало, как всегда, в номер, он и пустил на свободное место этот несозрелый рассказ, прямо желая юного автора поощрить, да с какой-то тайной мыслью ещё, тайной тогда и для него самого.

Она вскоре пришла, пришла, конечно, к герою и мученику, герою и мученику с каким-то словно бы вызовом поведала о себе, в особенности напирая на то, что она простая деревенская девушка, да ещё не какая-нибудь, а дочь настоящего крепостного, пятнадцать лет, всё детство и отрочество, просидела в самой дальней, в нижегородской глуши, в небольшой деревеньке, принадлежавшей к имениям известного князя и богача Шереметева, у окошка большей частью сидела, тосковала о чём-то, чего-то ждала, пока наконец её папенька, сметливый, дельный мужик, не откупился с семейством на волю, большие графу дал деньги, да графу и остался служить, все имения под начало своё получил, перебрался с семейством в столицу, дочерей в пансион поместил, образование дал, она уж читала, читала, вышла из пансиона, за публичные лекции принялась, чтения разные, Чернышевский, Некрасов, Писемский, Тургенев и он, всюду он, замечательный автор «Мёртвого дома», мученик и герой, именно эти слова она повторяла множество раз.

Он был, разумеется, поражён, не в себе, закружился, бросился её развивать, поскольку её развитие только ещё начиналось, говорил со страстью, с жаром в речах и в глазах, покорённый её возвышенным чувством, восхищенный юной душой, благодарный за то, что она признала его, говорил без рисовки, просто, однако же сильно, от пристального вниманья её сам возвышаясь в своих же глазах.

Его жизнь, уже не по книгам, представила ей, теперь въяве, героя и мученика. Она вся загорелась, она отдалась герою и мученику, отдалась ещё в первый раз, не рассчитывая, не требуя от него никаких обязательств, жертвуя всю себя для него, не задаваясь вопросом о том, что после станется с ней, точно в омут кинулась вниз головой. Она была счастлива с героем и мучеником. Приходя иной раз в исступление, она шептала ему, что любовь их прекрасна, что их любовь грандиозна, что так, как они, никто не умеет любить и никто никогда не любил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские писатели в романах

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза