Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Эла тоже прикасалась к деревьям, иногда к кустам.

— Только один вид деревьев. И кусты все одинаковые. И эти лианы на деревьях. Уанда, ты когда-нибудь видела в лесу другие виды растительности?

— Нет, не замечала. Правда, я и не смотрела. Лиана называется мердона. Червяки-мачос питаются ею, а свинки едят мачос. Мы научили их есть корень мердоны. До амаранта. Так что в пищевой цепочке они опустились ниже.

— Смотрите, — прервал ее Эндер.

Все свинки остановились, спиной к людям. Через несколько секунд Эндер, Уанда и Эла догнали их. Впереди было довольно большое пространство, залитое лунным светом. Трава была вытоптана. По краям поляны стояло несколько бревенчатых домов, а середина была пустой, за исключением единственного огромного дерева, самого большого из всех, которые они видели в лесу.

Казалось, что ствол дерева шевелится.

— Это мачос ползают по нему, — проговорила Уанда.

— Нет, не мачос, — сказал Хьюмэн.

— Триста двадцать, — сообщил Мандачува.

— Маленькие братья, — пояснил Эрроу.

— И маленькие матери, — добавил Капс.

— И если ты навредишь им, — предупредил Листоед, — мы убьем тебя просто так, не посадив, и сломаем твое дерево.

— Мы им не навредим, — заверил Эндер.

Свинки не двигались. Они ждали и ждали, пока наконец кто-то не зашевелился возле самого большого дома, почти напротив них. Это была свинка, правда, больше, чем все, которых они до сих пор видели.

— Жена, — пояснил Мандачува.

— Как ее зовут? — спросил Эндер.

Свинки повернулись и уставились на него.

— Они не говорят нам своих имен, — сказал Листоед.

— Если у них вообще есть имена, — фыркнул Чашка.

Хьюмэн притянул к себе Эндера и зашептал ему на ухо:

— Мы называем ее Крикливая. Но только если никто из жен не слышит.

Самка посмотрела на них и пропела — больше никак нельзя было охарактеризовать ласкающий слух поток слов — предложение или два на «языке жен».

— Она зовет тебя, — перевел Мандачува. — Тебя, Глашатай.

— Одного? — спросил Эндер. — Я бы предпочел пойти с Уандой и Элой.

Мандачува громко сказал что-то на «языке жен» булькающим голосом, который нельзя было сравнивать с музыкальным голосом самки. Крикливая ответила еще одной короткой песней.

— Она говорит: «Конечно», — сообщил Мандачува. — Она говорит: «Они же тоже самки, так ведь?». Она не очень разбирается в различиях между людьми и нами.

— И еще, — сказал Эндер. — Нужен кто-то из вас для перевода. Или она говорит на старке?

Мандачува передал просьбу Эндера. Ответ был коротким, и Мандачуве он не понравился. Он отказался переводить его, но Хьюмэн объяснил:

— Она говорит: «Вы можете взять любого переводчика, при условии, что это буду я».

— Тогда мы хотели бы, чтобы ты был нашим переводчиком, — сказал Эндер.

— Ты должен первым вступить на место, где рождаются, — сказал Хьюмэн. — Это тебя пригласили.

Эндер вышел на открытое пространство и пошел в лунном свете вперед. Он слышал, что Эла и Уанда следуют за ним, а за ними топает Хьюмэн. Теперь он видел, что Крикливая была не единственной самкой здесь. В каждой двери было видно по несколько лиц.

— Сколько их? — спросил Эндер.

Хьюмэн не ответил. Эндер повернулся к нему.

— Сколько здесь жен? — спросил он еще раз.

Хьюмэн опять не ответил. Крикливая что-то пропела опять, громко и властно. И тогда Хьюмэн перевел:

— В месте, где рождаются, Глашатай, можно говорить, только если жены тебя спрашивают.

Эндер спокойно кивнул, затем повернулся и пошел туда, где на краю поляны ждали свинки-самцы, за ним последовали Уанда и Эла. Он слышал, как Крикливая что-то поет за его спиной, и понимал, почему самцы называли ее так — от ее голоса дрожали деревья. Хьюмэн догнал его и потянул за одежду.

— Она спрашивает, почему ты уходишь, хотя тебе никто не разрешал. Глашатай, это очень плохо, она очень рассержена.

— Скажи ей, что я пришел не для того, чтобы командовать, и не для того, чтобы выполнять команды. Если она не хочет разговаривать со мной, как с равным, я не могу разговаривать с ней, как с равной.

— Я не могу сказать ей этого, — сказал Хьюмэн.

— Тогда она никогда не узнает, почему я ушел.

— Это большая честь, когда тебя приглашают к женам!

— Это большая честь, когда их посещает Глашатай Мертвых.

На несколько секунд Хьюмэн замер, затем повернулся и заговорил с Крикливой.

— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, Глашатай, — прошептала Уанда.

— Я импровизирую, — сказал Эндер. — И как у меня получается?

Она не ответила.

Крикливая вернулась в большой деревянный дом. Эндер повернулся и опять пошел к лесу. Вновь зазвенел ее голос.

— Она приказывает тебе подождать, — перевел Хьюмэн.

Эндер, не сбавляя шага, прошел мимо группы свинок-самцов.

— Если она попросит меня вернуться, я могу вернуться. Но ты должен сказать ей, Хьюмэн, что я пришел не для того, чтобы командовать или выполнять команды.

— Я не могу сказать это, — упирался Хьюмэн.

— Почему? — спросил Эндер.

— Дайте я попробую, — вмешалась Уанда. — Хьюмэн, ты не можешь сказать, потому что боишься, или потому, что для этого нет слов?

— Нет слов. Мы не можем сказать, что брат приказывает жене или что жена просит брата, только наоборот.

Уанда улыбнулась Эндеру.