Игра колибри

Парень на «сузуки», видя наше веселье, смеялся вместе с нами и девушкой, ехавшей с ним в машине. Так мы и ползли по уставшей от машин дороге, пока не свернули к Калтеху, где пробок почти не бывает и можно ехать с обычной скоростью. Похмелье от проведенного с Алисой вечера, который закончился дружеским рукопожатием, пришло позже, когда я разложил новые вещи на диване и, усевшись в кресло, стал мысленно проживать вечер заново. Волна за волной накатывали на меня воспоминания, и я грелся в них, как в пламени костра, подставлял им ладони и само сердце, которому было холодно в этой калифорнийской пустыне. Передо мной вспыхивали то глаза Алисы, смеющиеся и по-детски веселые, то нежное рукопожатие, робкое и быстрое, каким одаривают бывших мужей и любовников. Я надеялся повторно ощутить те приятные эмоции, окрашенные в апельсиновые летние тона с отзвуком ее смеха, но результат оказался обратным.

Незнакомец на заднем дворе, врезавшийся в память, как грязное пятно, опять всплыл в мозгу, словно потревоженная болотная муть, зловонная и вязкая, способная отравить целое озеро. Я никогда не ревновал жену, а если и случалось нечто похожее на ревность, то решение проблемы всегда было очевидным – отпустить. Это не означало отпустить в том самом смысле, что перестать держать, а скорее походило на воздушный шарик, олицетворяющий любую проблему. Если его отпустить, он тут же взмоет вверх и с каждой минутой будет удаляться все дальше. В такие моменты я старался уделять больше внимания жене и не быть особенно навязчивым. Казалось, что я, как мужчина, должен быть для нее неким совершенно очевидным и единственным выбором, а наседания с домыслами и ревностными ожогами расценивал как пережиток юности.

Взрослым и образованным людям незачем притворяться и лгать друг другу, и, осознанно или нет, я причин для ревности не искал. Никогда не заглядывал в телефон. Не звонил и не выяснял, почему Лиза задерживается на работе. Я твердо считал, что подобие альфа-доминирования, которое часто встречается в животном мире, когда самец полностью контролирует самку, не к лицу современному и культурному человеку. В нашем мире больше не было замков и слуг, способных вовремя доносить хозяину, что его жена стала засматриваться на соседа. В наши дни, с общедоступностью гостиниц, разного рода баз отдыха и прочих мест, где можно остаться наедине, сама измена столь проста, что проследить за свершившимся фактом уже невозможно.

Но вот теперь мои, как мне казалось, железобетонные постулаты дрогнули. Одно дело – жить и просто не знать о чем-либо, совсем другое – видеть все перед глазами в тот самый миг, когда ты находишься в томительном состоянии влюбленности, когда уже стал больше чем просто друг, но не смог пока взобраться на заветную вершину, где доверие окрашено совершенно иными тонами.

Сколько раз я думал, что если бы жил в другом месте, то физически не мог бы видеть того, что видел. Как и многие мужчины, которые заводят роман, я бы слепо верил, что Алиса одинока или близка к этому, и ее мужчина, с которым они непременно и постоянно ссорятся, вот-вот сорвется, и все у них рухнет. А пока этот самый мужчина совершенно определенно не прикасается к ней по ночам. Я бы наивно полагал, как миллионы ослепших от любви мужчин, что Али не спит с ним из-за простой женской жалости ко всему живому…

Однако для меня этот путь был закрыт навсегда, так как вопрос веры отпадал сам собой. И мне оставалась лишь горькая чаша немой и тоскливой ревности, которая подтачивала изнутри, словно пытаясь болью превратить меня в кого-то иного, нового Адама. Вот только какого? Способного на то, чтобы смириться с тем, что я не единственный в жизни Алисы? Или способного выправлять реальность под свои нужды, устраняя все возможности и причины для ревности? Я не хотел ни того ни другого. Терпеть этот ад на протяжении продолжительного периода было невыносимо, а пробовать посадить женщину в золотую клетку… Нет, такой поводок погубит то, что мне в ней нравилось, саму ее суть. Я хотел быть собой, чтобы меня добровольно назначали единственным и переизбирали каждый новый день. Я был готов доказывать, что я этого достоин. Только так.

Глава 27

23.04. Патрик

Патрик долго не мог уснуть. Мочевой пузырь как будто сорвался с цепи и гонял его к унитазу каждые полчаса. Гассмано винил в этом возраст и четыре банки пива, выпитые за просмотром футбола. Дело Октября никак не шло из головы. Патрик крутился, сминая мокрую от пота простыню, садился на краю кровати и по нескольку минут смотрел в окно, но ничего не помогало. Сон отступил и не собирался возвращаться.