Вернувшись в собственный дом, я долго не мог прийти в себя, вспоминая увиденное, и в течение всей следующей недели, пока Алиса, как она мне писала, весело и довольно активно проводила время с Кеном, загорая под нежным солнцем и наслаждаясь прохладными коктейлями, я бывал там, в ее доме. Иногда просто сидел, но чаще возвращался в спальню и рассматривал ее вещи, перелистывал фотоальбомы и просто мечтал о ней, словно она была моей любовницей.
С тех самых дней ничем не излечимая тоска поселилась в сердце, и ничто не могло изгнать, выкорчевать ее оттуда. Уже после их возвращения в город я как-то, будучи в скверном настроении, написал ей об этом, сообщив, что потерял всякий интерес к жизни и скучаю по ней… Я ждал, что Алиса каким-то непостижимым образом догадается, что она и есть причина этих мучений, но в ответ получил совет найти себе интересное хобби.
Я вновь вернулся к вырезанию из дерева и в первые недели июля мучал садового гнома, которого обещал продать Виктору. Он несколько раз звонил, но не для того, чтобы как-то поторопить или высказать недовольство, а скорее просто напоминал о себе и о своем существовании. Когда я закончил изделие, он попросил привезти гнома к нему в дом, чтобы мы вместе могли найти самое выгодное и подходящее место в его саду.
Несколько дней я не отвечал, занятый работой в Калтехе и вечерними попытками вырезать яблоко, которое в очередной раз испортил, но двадцать четвертого июля, в теплый пятничный вечер, прогуливаясь по студенческому городку, написал Виктору, что, если он не возражает, я буду у него завтра к обеду. Виктор был не против и попросил захватить с собой древесных стружек, если они остались, якобы для розжига. Стружек было много, несколько корзин, и я как раз загрузил их в отреставрированный «тахо».
В последние дни мне часто доводилось бывать среди студентов, в центре этой моложавой и жужжащей массы энергии и мысли. Их безудержное стремление к веселью притягивало, словно я неосознанно пытался восполнить что-то потерянное. И это общение не прошло даром! Меня пригласили на студенческую вечеринку в честь дня рождения старосты одного из общежитий. К американским названиям типа «кампус», «альфа» и «бета» я так и не привык и про себя именовал все общежитием.
Вечеринка должна была начаться в семь вечера. До назначенного времени оставалось четыре часа, которые следовало как-то занять и прожить по возможности без мыслей об Али. А сделать это оказалось крайне сложно. Она не писала уже несколько дней, а я десятки раз перечитал ее последнее сообщение, пытаясь понять скрытый смысл за словами «Медовый месяц пролетел, начались будни, черт бы их побрал».
«Черт бы их побрал», – проговаривал я про себя в надежде, что это и есть начало конца, точнее далекий отзвук этого действа. Они стали ссориться. Но как все было на самом деле, я не знал и потому не мог сказать с точностью, что это означает. Ведь и весной, когда я так хорошо проводил с Али время, когда мне казалось, что мы сблизились, наконец-то сблизились больше, чем просто друзья, я ровным счетом ничего не знал о Кене. Не знал о том голом визитере на заднем дворе… Лишь чернокожий детина из клуба, с которым Алиса танцевала. Я был вынужден признать, что мне ничего, совсем ничего не известно о ней.
«Черт бы их побрал!» – это оно? То, что я думаю? Или просто высказывание после пролитого кофе либо спора в магазине относительно того, какую обивку для дивана выбрать? Все, что мне было доступно, – гипнотизировать телефон измученным взглядом в ожидании сообщения от Алисы. Просто ждать. И я ждал…
Вечеринка проходила в старом общежитии, построенном самым первым в истории Калтеха. Во внутреннем дворике, куда я свернул с узкой дорожки, меня встретило апельсиновое дерево, под кроной которого стояли столики и ни с чем не сравнимый запах пролитого пива. Столы ломились от закусок, упаковок сока и газированных напитков в алюминиевых банках. Трое студентов в белых передниках, один азиат и двое парней европейского вида, суетились вокруг, расставляя одноразовые тарелки и стаканчики.
В центре дворика соорудили компактную сцену, и две девушки-китаянки натягивали полотно, делая своеобразный задний фон с песчаным пляжем и тремя пальмами. Я знал, что предусмотрено и спиртное, но в присутствии преподавателя студенты вряд ли принесут что-то стоящее, хотя многим уже давно можно было пить алкоголь. Стеснять их своим присутствием я не собирался и планировал уйти через час, обязательно отметившись электронным пропуском, что я покинул кампус. Иметь неприятности с руководством не хотелось, а вот подтверждение того, что я ушел с вечеринки, было очень кстати.