Игра колибри

– Но я, я… люблю, я хочу помочь, я готов отдать жизнь, чтобы спасти ее!

– Не в этом дело, Адам. – Виктор склонился над столом, и его лицо осветилось ровным желтоватым светом. – Подумай сам, если ты введешь этот раствор, то уже через двенадцать часов будешь знать об Алисе все. И речь идет не только о том, что ты увидишь то, что видела она, нет! Ты узнаешь ее самые сокровенные мысли, узнаешь фантазии и прикоснешься к ее страхам. Ты уже никогда не будешь прежним, и она для тебя больше не будет той, кого ты полюбил. Мир держится на лжи, ты знаешь это не хуже меня…

Он был прав, прав как никогда, тут не могло быть иного мнения, но увидеть мир ее глазами, узнать до самого дна души – не это ли стремится сделать любящий человек? Такая возможность манила меня, и противиться этому порыву было выше моих сил.

– Я сделаю это…

В комнате воцарилась тишина, и они посмотрели на меня с какой-то обреченностью. Патрик перестал щелкать костяшками пальцев, а Виктор отложил в сторону фотографию Алисы, выходящей из дверей магазина с пакетами в руках в сопровождении непривлекательного мужчины. Мне он показался особенно неприятным, с непропорционально маленькими кистями рук, вроде они остановились в развитии, когда ему было пятнадцать. Я поразился, как быстро мне удавалось отыскивать недостатки в ее мужчинах.

– Нет, Адам, как бы ты ни хотел помочь, но это откроет тебе дверь туда, куда заглядывать просто нельзя. Ты понимаешь? Я уже видел подобное. Поверь, это вовсе не то же самое, что прочесть чужой дневник. Даже дневнику мы доверяем не все, а лишь положительную свою сторону, ту, которая нам нравится или которую мы принимаем, но есть и более глубинные желания и мотивы.

– Я решил, Виктор, – коротко отрезал я.

– Как же ты не понимаешь, Адам… – начал Патрик, но осекся, взглянув на меня.

– Инструктируй, Виктор, что мне нужно делать? – Я посмотрел в голубые глаза, сверлящие меня, со всей решительностью, на какую был способен.

– Я введу тебе раствор внутривенно, ты заснешь, а проснувшись, получишь доступ ко всему, что знала и чувствовала Алиса за неделю до похищения. Именно тогда я сделал эту копию, слепок ее сознания. Однако это только часть проблемы. Многое будет скрыто от восприятия из-за того, что мозг просто не в состоянии переварить такой объем информации в одночасье, и нам потребуется включить воспоминания. Проще всего это сделать, попав в то место, где эти самые воспоминания, мысли и эмоции были получены носителем. В нашем случае – Алисой. Ты увидишь мир ее глазами и попробуешь распознать того, кто ее преследовал. Это может быть кто-то, с кем она общалась, или же человек из толпы, на которого она и внимания не обращала. Твоя задача – смотреть и анализировать. Мы будем рядом и поможем, если что.

Патрик произнес одними губами непонятное ругательство. Я догадывался, что он видел в этой роли Виктора, явно считая его более опытным, но спорить со мной, учитывая сложившуюся ситуацию, не хотел.

Процедура загрузки, как ее называл Виктор, представляла собой обычную внутривенную инъекцию. Патрик аккуратно собрал со стола все распечатанные материалы, и мы отправились в святая святых дома – лабораторию.

Вопреки моим вполне киношным представлениям о злодеях она располагалась на втором этаже в южной части дома. Виктор шел последним по широкому коридору, подсвеченному ультрафиолетом, и у квадратной с виду пластиковой двери скомандовал остановиться. Дверь открывалась голосом. Стоило ему сказать «Шквондер» на чистом русском языке, что-то в стене щелкнуло, и она, сначала отъехав на несколько сантиметров назад, плавно откатилась в сторону.

Патрик еле сдержался от очередной полицейской шуточки и, видимо ощущая важность момента, молча начал раскладывать на белом столе фотографии. Лаборатория оказалась довольно просторной. Ряд странных на вид приборов вдоль дальней стены и стол, похожий на массажный. Даже думать не хотелось, для чего Виктору это подобие операционного стола.

Меня усадили в кресло, не совсем медицинское, но вполне удобное, с выезжающей подставкой под икры и мягким подголовником с поддержкой для шеи. Белая кожаная обивка пахла спиртом и цитрусовым маслом. Отработанным движением Виктор перехватил жгутом руку чуть выше локтя и скомандовал:

– Поработай кулаком.

Я только сейчас начал осознавать, что переступаю ту грань, ту невидимую черту, из-за которой могу уже не вернуться никогда. Виктор, действуя как самый настоящий врач, протер место укола и, набрав в шприц жидкость для инъекции, посмотрел на меня.

– Ты вправе отказаться, – тихо напомнил он. – Это могу быть я или Патрик. Адам, ты не сможешь стереть из памяти то, что узнаешь, и это будет преследовать тебя всю жизнь.

– Я люблю ее, Виктор, пусть и безнадежно, но иного нет, иное недоступно, так что… я решил.

Виктор прислонил иглу к коже, слегка наклонил шприц, затем медленно ввел иглу в направлении взбухшей вены. В шприц брызнуло мутное облачко крови, затем поршень пошел вниз, возвращая кровь вместе с воспоминаниями Алисы в мои вены. Виктор извлек иглу и приложил вату к изгибу на локте.