Игра на вылет

— Что-что? Привидение, дух, труп. Что можно ещё иметь в виду под призраком? Святой отец, ну вы чего?!

Старец грубо отпихнул Ефима Евграфовича и направился к выходу, но тот семенил за ним, не отступая ни на шаг.

— Мне написал письмо мертвец! — изрёк Шаталин. Слова будто отскочили от намоленных стен и со щелчком растаяли в благоухающем ладаном воздухе.

Отец Тихон остановился. Он, не глядя на Ефима Евграфовича, поинтересовался:

— Кто?

— Филипп Филиппыч…

— Филька Свистунов, богохульник… — прошипел монах, и свечные лепестки заплясали в зале. — Этот смерд при жизни всю деревню на уши поставил. Решил и после смерти доконать! Чего он хочет от тебя?!

— Чтобы я сыграл с ним в нарды! — развёл руками Ефим Евграфович. — Я был у знахарки Нюрки, она велела сделать, как он просит. Тамарка, продавщица, чья свекровь видывала призрак умершего сына, советовала так же поступить! Так что ж мне делать, отец Тихон?

— Значит, так, — священник развернулся к Шаталину и посмотрел тому в глаза. — Не спорь с ним, не зли его, а только исполни его прихоть!

— Это точно не знак свыше, что мне пора туды? — проблеял старый, пряча испуганный взгляд.

— Да ты не трусь, — отец Тихон похлопал его по груди, а после достал из глубокого кармана рясы бумажку, протянул её Ефиму Евграфовичу и сказал: — Прочти её, как только увидишь Свистунова! Молитва обязательно поможет, не сомневайся во Всевышнем!

Священник вложил в ладонь Шаталина бумажонку и проводил его к выходу. Он чуть ли не силком выдворял того на стужу, но Ефим Евграфович сопротивлялся, отвешивая святоше благодарности. Однако вскоре, оказавшись на паперти, под ярким светом уличного фонаря, оглянулся на отца Тихона и обречённым голосом сказал:

— С Новым годом!

— Ступай с Богом! — ответил ему священник и с грохотом закрыл дверь.

***

Добравшись до дома, Шаталин почувствовал себя измождённым лютой хворью. В пылком сердце разгорячилась кровь, будоражащая нервы и заставляющая терять мысли светлого ума, очернённого бесцеремонным духом. Ноги волокли набрякшее ненужной думой тело, а руки оббивали его букетом полыни, вручённым бабкой Нюрой.

Ефим Евграфович решил отдаться сну, но не удалось. Едва он лёг в кровать и отвернулся носом к печной стене, скверна начала душить, туманя рассудок, заставила подняться. Его кожу облепил холодный пот, раскалённая пульсация в груди опережала время. Смерть железными шагами приближалась сквозь настенные часы, нависала молотом над головой, звала, или так представлялось. Время катилось настолько быстро, что бедолага не успевал отсчитывать удары. «Пролетела жизнь!» — прошептал он и огляделся. Дом изнутри выглядел безродным, никому не нужным, как и вся деревня, людьми же и покинутая, загубленная.

Ближе к полуночи Шаталин, вооружившись ломом, вышел из дома. Природа была чиста и сонна. В черноту тянулись серые нити дыма из дремлющих избушек. Лишь звёзды мигали в неизмеримой глубине. Где-то вдали виднелись вспышки фейерверка, бутоны разноцветных искр красили небо. Должно быть, там, где фальшивым блеском заливался свод, люди на мгновение научились отрекаться от бед и горя, не тревожили себя смутными идеями.

Ефим Евграфович уверенно пробирался вперёд, хоть его ноги и утопали в сугробах. Под мышкой были зажаты нарды, те самые, подаренные Свистуновым. Перейдя дорогу, старик миновал ржавый металлический забор соседских угодий. Калитка оставалась приоткрытой всегда, даже при жизни владельца. Кроме прогнившего дома и бани, на участке не было ничего. Деревья спилены, а огород загублен. Свистунов угробил собственное хозяйство ещё пять лет назад. Отговаривался: «Оно мне надоело!»

Чёрный одноэтажный дом выглядел пристанищем богопротивных душ. Они словно распевались за щелистыми стенами, грызлись в темени и кружились в сквозняке. Приближаясь, Шаталин становился узником гнойных фантазий, что атаковали его мухами. Кривя лицо, он отворачивался от воспоминаний.

Старик подступился к заколоченной двери, врезался в первую же доску ломом и надавил. Противный скрип гвоздя — и появилась смрадная расщелина, хранящая потаённый вход в обитель мертвеца. Ефим Евграфович, осматриваясь как расхититель, вырвал все перекрывавшие проём доски и толкнул дверь. Та с жутким скрежетом отворилась, впустив в промозглое помещение коготь лунного света. Шаталин вошёл внутрь. Окна были заколочены, и заколочены им же. Он помнил тот январский день, тот предсумеречный час, когда вбивал гвозди, а люди, испуганные новостью о смерти Свистунова, пытались докопаться до истины. Они получали то, что хотели услышать: увезли, сердечный приступ, родных нет, тело будет предано огню в крематории райцентра, а дом — переписан согласно завещанию.