Комаров тряхнул головой, словно сбрасывая с себя какое-то наваждение; взгляд его при этом стал каким-то ошалелым. Протянутый бинокль он проигнорировал, взяв свой, и вгляделся в сторону противника. Секунд десять спустя артиллерист хмыкнул, оценивающе на меня взглянув, и зычно крикнул:
— Шрапнель «на удар»!
Я слегка охренел. Да что там — не слегка!
— Как шрапнель?! А бронебойные?!
Летеха только отрицательно мотнул головой:
— Нет бронебойных.
Я просто опешил, но тут же в голове всплыла необходимая информация:
Следом, на немой вопрос так же пришел ответ:
У меня аж отлегло от сердца. Между тем, крик комбатра продублировал сержант — по всей видимости, командир орудия. После короткого замешательства он сам шагнул к пушке, вполголоса приказав наводчику занять место у маховика наводки по вертикали. У дивизионной УСВ маховик горизонтальной наводки и прицельные приспособления расположены слева от ствола, в то время как маховик наводки по вертикали — справа. Это делает точную стрельбу по бронетехнике противника крайне затруднительной для одного человека. И в тоже время штатное расписание расчета предполагает наличие лишь одного наводчика! Слава Богу, командир пушки толковый, сам решил встать к прицелу — предположив, по всей видимости, что комбатр даст ориентиры. В общем-то, учитывая, что в батарее осталось лишь одно орудие, лейтенант, скорее всего, действительно собирался командовать им лично.
Слаженная работа расчета дивизионного орудия — отдельная песня. На моих глазах
— Готово!
После крика заряжающего командует уже лейтенант:
— Ориентир 3, цель — 650 метров, влево 15 градусов…
Тут же не удержавшись, добавил и я:
— Бей в рубку, там броня слабее!
Сержант ничего не ответил, лихорадочно наводя пушку по горизонтали одновременно с наводчиком, работающим маховиком вертикальной наводки. Комаров же мазнул по мне злым взглядом, но ничего не сказал.
— Внимание — выстрел!
Оглушительно грохнуло орудие, заложив уши, и тут же закричал замковый:
— Откат нормальный!
Возликовав сердцем, я неотрывно смотрю в бинокль на пробитую слева от ствола пушки рваную дыру в броне «мардера». А мгновением спустя по глазам больно резанула огненная вспышка — подрыв боеукладки разносит рубку «куницы» изнутри.
Есть!
— Ориентир 5, цель — 600, вправо 20… Остальные в укрытие!!!
От отчаянного крика Комарова по спине обдает холодом, а кожа покрывается мурашками: сразу три самоходки замерли спустя считанные секунды после нашего выстрела.
А короткие остановки бронетехники означают только одно — их экипажи будут стрелять…
В момент, когда замковый открыл орудийный затвор, и из него вылетела пустая гильза, заряжающий тут же загнал в ствол следующий снаряд. После крика лейтенанта все свободные члены расчета бросились к ровику, специально вырытому за пушкой, а спустя всего несколько секунд к ним присоединился и наводчик, выставивший орудие по вертикали. Но сам комбатр, как и командир орудия, остались на местах. На мгновение замер и я, но тут же инстинкт самосохранения, отчаянно сигналящий об опасности, заставил меня шагнуть к окопу. За спиной грянул выстрел — и тут же волна горячего воздуха буквально бросила меня в спасительный ровик, толкнув в спину; по заднице шлепнулся повешенный через плечо трофейный автомат. И уже упав сверху на головы бойцов, я осознал, что грохот выстрела слился с последующим взрывом. А может быть, и двумя…
В ушах звенит, рана невыносимо пульсирует болью — но, пожалуй, что именно эта боль и держит мое сознание на плаву. Земля вновь вздрагивает от очередного близкого, третьего по счету удара — а после мы вместе с бойцами аккуратно высовываемся из траншеи посмотреть, какой нанесен урон и что с товарищами.