Игра ненависти и лжи

Я бросил взгляд на Луку. Он смотрел в сторону так, как будто не хотел встречаться со мной глазами.

Мои кулаки не раз сжались и разжались, и я задвинул куда подальше мысль о том, что Лука Грим может мне лгать.

Пока что.

Я не мог продолжать жить вот так: каждое вспоминание было нелогично, каждый день я презирал тех людей, кому должен был служить до конца.

Я разваливался; ненависть внутри становилась все сильнее, ударяла в голову, была уже почти опасной.

И я, черт побери, был не в силах это остановить.

Глава 7. Воровка памяти

– От того, что ты отгрызешь себе палец, раньше он не придет, – засмеялся Раум, складывая руки на груди. – Я же уже сказал: мы его видели. Он с Лукой, все такой же веселый и жизнерадостный.

Я опустила глаза на ноготь большого пальца, что зажала зубами. И верно, я откусила почти половину ногтя, и дело вот-вот дойдет до крови.

– Уже сильно за полдень, – сказала я, заслоняя рукой глаза, когда взглянула на небо. Вечерние тени уже накрывали несколько тележек и домиков у подножия гор.

– Он сказал, что к этому времени вернется, – сказала я, меряя шагами заднее крыльцо пивной Дрика.

– Верь в него, лапочка, – Раум изучал свои ногти, как будто ему было скучно. – Ты сейчас испытываешь то, что мы зовем волнением действия. Наступает тогда, когда план наконец-то запускается. Это пройдет, и ты вскоре поймешь, что все страхи и отгрызенные пальцы были ни к чему.

Я обняла себя за живот, едва ли испытывая такую же уверенность, как Раум.

Это был не просто первый шаг. Где-то глубоко внутри я знала: настал поворотный момент. Я вот-вот узнаю, есть ли у меня шанс снова увидеть его лицо, услышать осторожный смех, снова ощутить его прикосновение – или же это все окончательно ускользнуло у меня из рук.

Мое лицо вновь сморщилось в тугую гримасу, глаза обжигали слезы. Проклятье. Мне нельзя было разваливаться. Нельзя терять голову. Слишком многое стояло на кону, а слезы мне Кейза Эрикссона не вернут.

Действие. Хитрость. Интриги. Вот что даст Повелителю теней его единственный шанс освободиться от Черного Дворца.

– Ты же мне скажешь, если увидишь, как он идет?

Раум поднял на меня свои морозные глаза, уголок его рта изогнулся в мягкой ухмылке.

– Мал, я тебе скажу.

Он успокаивающе мне улыбнулся, а потом вернулся на свое место, чтобы нести дозор. Я пошла прочь, стыдясь того, что поддалась отчаянию, которое не могла заглушить. Сделав последний шаг, я врезалась в широкую грудь.

Гуннар. Этот Крив был моложе на несколько лет, но возвышался надо мной, совсем как его отец.

Сын моего брата изменился с того момента, как Кейза схватили. Он за свою короткую жизнь перенес много страданий, но, родившись в неволе в Северном королевстве, Гуннар Штром питал особенную неприязнь к цепям и манипуляциям.

Из всех Кривов Гуннар, казалось, больше всех остальных старался найти способ отыскать Повелителя теней. Он почти не отдыхал. Вместе с Никласом прочитал каждый клочок пергамента. Тренировался до полуночи и практиковал свой растущий месмер на всяком, кто соглашался на время расстаться со своей свободной волей.

Зная, что всего в шестнадцать лет он сражался вместе с Кривами и своим северным народом, чтобы обрести свободу, я стала воспринимать Гуннара как якорь постоянства в моем шторме.

– Мал, ты дрожишь, – прошептал он.

– Гуннар, – сказала я. Его имя ощущалось таким тяжелым на языке. Точно так же тяжело мне было делать вдох, моргать, да просто, мать его, двигаться – словно к лодыжкам и запястьям были привязаны камни. – Как мне с этим справиться? Каждый день все хуже, я будто тону. В ночь маскарада я говорила такие громкие слова, а теперь – как я проведу нас через это?

– В этом и дело, Мал. Ты здесь не одна.

– Ты должен нас возглавить. Ты знаешь, как себя вести по-королевски.

– Едва ли.

– Твою мать ведь вырастили как принцессу, так?

Он кивнул, сдавленно улыбнувшись.

– Да, это так.

– А я не королева, и мне бы пригодился тот, кому я всем сердцем доверяю. Ты будешь рядом со мной, поможешь мне? Ты видел, как народ восстает против превосходящего числом противника, ты сражался с ними бок о бок. Мне стыдно в этом признаваться, но я стала слабой. Мысли о нем меня поглощают настолько, что я уже не могу здраво мыслить. Какое уж там строить планы и захватывать королевство.

Гуннар выслушал все это, даже не поморщившись.

Я прижала ладонь к сердцу, где разлилась новая, жгучая боль, и закрыла глаза, когда он положил свои руки мне на плечи.

– Я и так с тобой, – сказал он. – Мы ведь, в конце концов, семья, Королева.

Я фыркнула.

– Ты должен говорить, Принц. Я уверена, что у тебя с твоими связями влияния будет побольше, чем у воровки, которой, увы, подошло стеклянное кольцо.

Гуннар удивил меня, притянув к своей груди для объятия. Мое лицо сморщилось от боли, которую я отказывалась отпускать, и я обняла его в ответ.

Его голова повисла рядом с моей.