– Затрагиваемая тобой форма электромагнетизма – это тщеславие, внутренний электромагнетизм макроскопического объекта. А любовь – это внешний электромагнетизм субатомной материи человеческого тела. И не слышал ты о внешнем электромагнетизме материи по причине зашоренности современной науки. Узнавшей ещё слишком мало, чтобы дать людям полноценную живую модель существования, но уже слишком много, чтобы зарубить собой все мало-мальски живые модели прошлого. Современная наука изучила макроскопическую часть человека, представив её как единственно существующую, совершенно позабыв и не раскрыв модель субатомной части человека. Наука создаёт ложную картину мира, где человек получается случайной самостоятельной макроскопической единицей, полностью отстранённой и независимой от других макроскопических единиц, – потому что вся глубина процессов мироздания остаётся неизученной. Человеческая мысль прошлого имела неплохие заделы на понимание совокупности и единства всех происходящих во Вселенной процессов, но современная наука не оставляет ей места. Всеми своими науками мы упёрлись в нечто фундаментальное и сложно постигаемое разумом, но вполне чётко ощущаемое внутренним естеством. Оттого человечество стоит на распутье между уже отжившими идеями и идеями ещё не созревшими. Поэтому современное человечество пребывает в очевидном кризисе созидательных идеологий.
Я, конечно, всегда знал, что мои ответы и ответы Моти – это несколько разные вещи. Мотины ответы всегда отличались целостностью и полнотой структуры. Но чтобы настолько! Чтобы вот так вот рубить о «кризисе созидательных идеологий». Такую мощную мысль я, пожалуй, слышал от него впервые. Была бы возможность её записать, я бы однозначно её пару раз перечитал. Но бурная река их диалога неумолимо неслась вперёд, перемалывая на своём пути все слова и смыслы, оставляя их в безвозвратном прошлом.
– Ну давай тогда отбросим научный подход и будем строить модель нашей цивилизации на философской болтовне! – ни на йоту не умерив свой эмоциональной пыл, неприязненно сокрушался В. – И какие же философские направления могут предложить жизнеспособную модель? Может, гуссерлевская феноменология? Так это абстрактная субъективщина, построенная на созерцании и рассуждении о вещи. В феноменологии даже объект и субъект не противопоставляются, как у Канта, а соотносятся. Или, может быть, герменевтика способна дать адекватную модель? Понимание вещи посредством опыта взаимодействия с ней и поиск границ своих и границ интересующих объектов? – Так это учение о попытках без конкретики. Более ли менее даёт неплохие ответы аналитическая философия. Аналитизм Фреге, Мура и Рассела. Это структурирование внешних фактов. Это рационализм в чистом виде. Редукция и здравый смысл. Но это никакая не философия, а обычная логика. Или может быть, ты со своей чушью о совести хочешь про экзистенциализм поговорить? Так экзистенциализм полностью иррационален, и оттого не может выступать как полноценная модель для функционирования человеческого социума. Или, может, мне поискать жизнеспособную модель в постмодернизме Деррида и Лиотара? Но постмодернизм – это сомнение и высмеивание всего. Это отвержение логических схем и выводов, нелинейность и многозначность процессов. Постмодернизм, по сути, – это хаос безграничного плюрализма и абсолютного нигилизма. И тебе хватит наглости назвать такую мешанину адекватной моделью человеческого социума? Любая философия, как и религия – лишь жалкая попытка придумать смысл там, где его нет. И люди, понявшие это, правят бессмысленным балом нашей возни и живут припеваючи. А одурманенные мракобесы подчиняются «великим тайным смыслам» и всю жизнь страдают, сами не зная, зачем и ради чего.
– Страдают люди всегда и только от отсутствия любви, – возразил Мотя. – А кризис современной философии в том, что некоторые её течения предлагающие конкретику, имеют очень узкий и однобокий взгляд на человеческую жизнь. А течения, предлагающие многогранность и всесторонний охват реальности, не имеют никаких прикладных систем взаимодействия с многообразием мира и ограничены абстрактными рассуждениями. Что же касается постмодернизма, то я не считаю его какой-то моделью. Я считаю, что постмодернизм – это протест. Протест, против несостоятельности всех предыдущих течений философии, ввиду их как раз таки нежизнеспособности. Постмодернизм разбивает обветшалую черствость философий прошлого. Призывает расширить их однобокость и узость взгляда на человеческую жизнь. Но вроде бы открывая всё многообразие мира, постмодернизм не предлагает никакой конкретики. Постмодернизм – это лишь база для новой вехи философии. Это крик о поиске работоспособного маршрута для всего человечества. Я убежден, что прогресс человечества упёрся, с одной стороны, в нежелание людей слепо следовать авторитетам, а с другой – в недостаточность инструментов для самостоятельного создания адекватных решений. Оттого люди и маются от собственной бессмысленности…
– Так что ты предлагаешь? – перебил В. – В чём твоя конкретика?