Игра правил

– Именно так, – кивнул Мотя. – Происходит прекращение жизни, наполненной незаслуженными последствиями. Дети просто не заслужили последствий в виде страданий. Дети не создавали текущего разрушения социума, и оттого не обязаны исправлять последствия в отвратительных стартовых условиях. И это касается не только войн или терактов. Если вдруг зачавшая ребёнка супружеская пара меняет условия для рождения ребенка: люди ссорятся, перестают любить друг друга или расходятся, и ребёнок не заслуживает жить в новоявленных менее качественных условиях, чем были сформированы изначально, жизнь ребёнка прекращается. По той же самой причине – он не заслужил последствий некачественных выборов других людей. Пусть, как в данном случае, «другими людьми» являются его собственные родители. Взрослые люди своим потаканием тщеславию и разрушению приводят свой социум к упадку, и дети, не заслуживающие такой жизни, уходят из неё. Смерть – это не «наказание» и не «зло». Смерть – это продолжение усложнения в доступной для себя форме. Ведь люди приходят сюда учиться любви и уходят отсюда при исчезновении такой возможности. Для кого-то возможность любить исчезает раньше, а для кого-то позже. Поэтому задача взрослых людей оберегать, охранять и помогать детям до их полного формирования. Завершение формирования взрослого человека происходит примерно к двадцати четырём годам. Но помощь не должна быть выражена вероломными прямыми запретами деятельности. Помощь – это аргументированное разъяснение причин истинности и ошибочности тех или иных выборов маленького человека. И причём разъяснение на понятном для ребёнка языке в каждый конкретный период его взросления. Ведь каждому возрастному периоду – свои обёртки знаний. Какой смысл рассказывать пятилетнему ребенку, что, формируя отрицательный объём действий, он получит отрицательные событийные проекции? Лучше сказать, что если он будет шалить и проказничать, то Дед Мороз не подарит ему подарков. Совокупный объём действий и событийные проекции имеет смысл обернуть в красочных понятных персонажей из сказки. Человек подрос и отныне способен воспринимать более сложную информацию? Значит, настало время познакомить его с философией, с наукой, с Законом усложнения материи и с причинно-следственной связью.

Забавно, что Мотя обозначил момент взросления человека возрастом «двадцать четыре года». Точно время окончания второй «двенадцатилетки», о которых говорила Юма. В целом его слова были очень увесистым ударом по моему мировоззрению. На момент я даже отчётливо прочувствовал значение фразы: «Я знаю, что ничего не знаю». С другой стороны, всё просто – смысл жизни в созидании. Невозможность созидания прекращает жизнь. Это возвращало меня к замечательным словам соседа, что «миру нечего предложить тебе без твоего созидания». И в сложившейся ситуации я углядел удачный момент блеснуть так понравившейся мне его фразой:

– Я тебя понял, Моть, – удовлетворённо кивал головой я. – Выходит, что смерть наступает в момент неспособности человека к созиданию. И как только ты исчерпал свои ресурсы в созидании, мир «предлагает» тебе смерть. Ведь миру нечего предложить тебе без твоего созидания.

– «Миру нечего предложить тебе без твоего созидания» – а вот это ты очень верно подметил! – радостно подхватил Мотя.

Здесь мне стало как-то неловко. Ведь Мотя подумал, что я озвучиваю свои мысли и выводы относительно сказанного им. Я оказался в довольно глупом положении. Обличение сейчас факта заимствования фразы влекло нивелирование моей значимости в прошедшем эпизоде. Но умалчивание сего факта уничтожало моё самолюбие в щепки. Ведь себя не обманешь. Бравирование чужими заслугами на публику не добавляет человеку авторитета в собственных глазах. Даже если окружающие и купились на подлог, то сам человек – прекрасно знает, что факт подлога лишь унижает его самолюбие ещё больше. Очень жаль, что я не подумал об этом заранее и не начал с фразы «как говорил один мой знакомый» или чего-то в таком духе. В любом случае, я решил сознаться и принять последствия:

– К сожалению, это не я подметил, а один мой знакомый, – я старался не показывать своей озабоченности происходящим и произнёс фразу как само собой разумеющееся, заканчивая эмоциональным угасанием, будто окончив говорить и передавая слово другому.

Но к моему великому сожалению, у В на этот счёт были другие планы. То ли почувствовав моё смущение, то ли просто по привычке, он сразу же ударил в оголившееся незащищённое место:

– Да уже молчал бы до конца, что это не твоя фраза, – с присущим ему ехидством пробормотал он. – Сумничал бы перед Мотей. Не с руки упускать дармовую возможность выпятить себя, любимого.

– А я не стремлюсь «сумничать» или набить каких-то баллов, – наигранно оскорбившись, тут же вставил я. – Просто поддерживаю разговор, как считаю нужным.

Я почувствовал себя максимально жалким, насколько это возможно. Ведь я отрицаю истинный мотив, выставляя себя в «хорошем свете» нелепой ложью. Я скрываю настоящий мотив из-за позора его обличения.