Джон Апдайк

Игра с динамитом

Рассказ

Фэншоу, например, никак не ожидал, что среди прочих черт вновь обретаемого детства в старости возвратится изменчивость вещей — скажем, склонность стула на краю поля зрения обернуться живым существом на тонких ножках или в темной комнате четкое ощущение какого-то недоброго множественного присутствия. Встречные фары плыли по лобовому стеклу, точно вишневый цвет по черной воде, а Фэншоу понятия не имел, означают ли они четыре мотоцикла или два грузовика, и очертя голову ехал вперед, готовый каждую минуту врезаться в невидимое препятствие.

У него ушло больше пятидесяти лет, чтобы усвоить физические законы вместо детской боязливой веры в то, что на свете, как во сне, возможно все, изжить иррациональные страхи и притерпеться к прямолинейности вселенной без сверхъестественного. Но когда неотвратимая логика распада стала ощутимее сжимать его тело в своих цепких тисках, физические законы оказались не так уж и обязательны; раньше годились, а теперь надоели. Очень может быть, что предмет и вправду способен двигаться быстрее скорости света и что у каждого из нас есть бессмертная душа. Ну и что с того? Газетные заголовки со всеми их кампаниями и эпидемиями больше его как бы не касались, и новые фильмы тоже, и спецвыпуски теленовостей, и скачки, и рекламные клипы — все это теперь обращено не к нему, а к тем, кто моложе и азартнее, для кого мир все еще весом. Живя в непосредственном соседстве со смертью, Фэншоу научился лихому солдатскому безразличию: если он бреется, а ванна где-то за спиной вдруг превратилась в белого медведя и сейчас его схватит, — это еще не конец света. И даже конец света, как ни странно это звучит, тоже был бы не конец света.

Жена моложе и подвижнее его. Часто она нетерпеливо обгоняет его на лестнице. Однажды воскресным вечером, когда они сходили вниз, торопясь открыть двери гостям, он вдруг ощутил, как она проскользнула сбоку от него, будто потянуло сквозняком, и в следующую секунду, странно уменьшившись, оказалась несколькими ступенями ниже его. Он позвал ее и хотел было дотянуться и помешать ее дальнейшему падению, а она попыталась схватиться за перила, но промахнулась и, пересчитав колетами застланные ковром ступени, так и съехала вниз к ногам изумленных гостей, которые вошли, открыв себе дверь сами.

— Ничего, все в порядке, — успокоил их Фэншоу, сходя к ним неспешно, ибо знал, наблюдая за ее удивительным падением, что на ее пути не встретилось никаких костоломных препятствий.

И действительно, она бодро встала, как та знаменитая всегда падающая на ноги кошка, с виду по-молодому смутившись своей неловкостью, но в глубине души, он-то знал, довольная, что сумела сразу найти чем занять гостей. Среди них был молодой врач, они устроили ее на диване, приложили мешочки со льдом к ушибам и ссадинам и предприняли словесное расследование, придя в конце концов к выводу, что она зацепилась каблуком за подол длинного, по новой моде, платья. Подол действительно с одного края оказался слегка отпорот, тем самым как будто бы подтверждался их вывод и рассеивалась всякая таинственность.

Однако позже, с кряхтением укладываясь рядом с Фэншоу в кровать, жена ему сказала:

— Видишь, как я хорошо поступила, не проговорилась, что это ты меня пихнул.

— Як тебе и не прикоснулся, — возразил Фэншоу, хотя не очень горячо, потому что сам не был в этом убежден. Запомнил только, как она вдруг очутилась на уходящих вниз ступенях, странно уменьшенная линейной перспективой, и еще, в яркой вспышке памяти, как он тянется, чтобы ее удержать, но почему-то не может, будто во сне. Она винила его за то, что он не поймал ее, не сделал невозможного, и это она считала равносильным толчку. Его жена на склоне их лет сделалась страстной феминисткой, а ему назначила роль мужчины-убийцы, с которым она оказалась связана в этом мире убийц-мужчин. Силы, когда-то сведшие их, она теперь считала орудием всемирного мужского комплота. Ну пусть не пихнул в буквальном смысле слова, но это он поселил ее в доме с такой большой лестницей и он же, в сговоре с мужчинами-модельерами. заставил ее надеть такое опасно длинное платье и туфли на таких высоких каблуках — а это уже все равно что прямо пихнуть. Фэншоу старался восстановить памяти свои ощущения при виде ее низвергающегося неуловимого тела, но помнил только холодный укол чего-то похожего на вежливое недоумение, тонущее в тонком, как писк, гудении неотступной печали, подобном космическому радиационному фону. И еще помнил вид на заснеженные городские крыши под высоким куполом совершенно пустого голубого неба.

Жена смягчилась, увидев, что он готов покорно принять ее версию.

— Миленький, ты меня не пихнул, — уступила она, — но ведь мог бы поймать, разве нет?