Читаем Игра с динамитом полностью

— Не успел, — ответил он, не вполне убежденный собственным самооправданием. По мере того как утрачивали реальность физические законы, у него постепенно пропадало сознание своей правоты. В тот вечер среди гостей была дочь жены от прежнего, почти мифического брака. Фэншоу с трудом различал детей жены и своих родных детей от предыдущего брака и путал родственников и свойственников. С этими молодыми загорелыми, энергичными, самоуверенными, ладными людьми — вполне рекламными образчиками «сегодняшнего поколения», — якобы связанными с ним родством, он был всегда вежлив, и их благовоспитанные знаки внимания ему льстили, но втайне он не верил в эту связь между ними и собой. Его родная мать несколько лет назад двое суток пролежала мертвая под лестницей, ведущей в подвал дома, где жила с его согласия одна, дряхлая и выжившая из ума. Преступный сын и отец, он, естественно, может быть и мужем-убийцей. Ясно, что в сознании его жены этот эпизод так и запечатлелся, будто он столкнул ее с лестницы, — почему бы и ему не запомнить его в таком же виде ради супружеского согласия?

В Зоологическом уголке Центрального парка изжелта-белые полярные медведи невесомо парят в холодной воде за стеклом, вода голубовато-зеленая, цвета коробки ментоловых сигарет (последний сорт, который курил Фэншоу, он считал мятный вкус целебным), и если завтра утром, когда он будет бриться, один такой мокрый медведь всплывет со дна ванны, убийственный удар его когтистой лапы будет легок, как облачко цветочной пыльцы.

Раньше все было более материальным. В среднем возрасте, как ему теперь помнится, мы куем свою судьбу из тел еще раскаленных и плавких. Однажды он повез своих детей кататься на коньках по льду замерзшей реки — извилистое русло чудесным образом преобразилось в твердую дорогу и сипло повизгивало под стальными ножами. Фэншоу стоял и разговаривал с матерью другой ватаги ребятишек, как вдруг его шестилетний сын молча, беззвучно упал к его ногам, просто ушел вниз из его поля зрения, пока он смотрел на румяные щеки, и сияющие глаза, и на белоснежную игривую улыбку Лорны Кремер. В трещинки их разговора просочилось тихое бульканье, малыш на снегу захныкал, и когда Фэншоу велел ему прекратить нытье и встать, глухой ответ «не могу» прозвучал словно бы из-подо льда.

Выяснилось, что у ребенка сломана нога. Он стоял рядом с отцом и жаловался, что замерз, и вдруг потерял равновесие, а конек попал в трещину, и при падении у мальчика хрустнула берцовая кость. Как хрупки и тонки наши растущие косточки! Когда своя жена, и та, другая женщина, и все столпившиеся вокруг дети разъяснили Фэншоу ситуацию, он поднял мальчика и, держа на руках, взобрался с ним на крутой и заснеженный берег, испытывая, помнится, чудесное чувство полноты жизни: идиллический воскресный день, внезапно упавшая поперек него тень беды, энергичный, заботливый спаситель, жмущий на газ по дороге в клинику, в отделении неотложной помощи что-то записывают, наконец появляется хирург-ортопед, бодрый, румяный, в теплой куртке с меховым капюшоном и в дутых сапогах, ребенку накладывают гипс в виде теплых мокрых лент, слезы высыхают, и теперь, даст Бог, все скоро заживет. Через детей мы соприкасаемся с трагедией, с великой тьмой, которая льнет снаружи к нашим окнам, в их бедах — наша значительность, их хрупкие жизни соскальзывают к опасному краю, за пределы узкой тропы, по которой мы научились ступать.

— Этого бы не произошло, разумеется, — сказала его первая жена, — если бы ты обращал внимание на ребенка, а не на Лорну.

— При чем тут Лорна? Она первая сообразила, что дурачок не придуривается.

— Лорна очень даже при чем, и ты это прекрасно знаешь.

— Паранойя какая-то, — сказал он ей. — Паранойя эпохи Никсона.

— Я привыкла к тому, что ты причиняешь страдания мне, но чтобы по твоей милости страдали дети, этого я не допущу, Джеф.

— Ну вот. Настоящий сумасшедший дом.

— Думаешь, я не понимаю, почему ты потащил нас всех кататься на реку, когда у Тимми и Роз вообще даже ботинок подходящих нет? Это так на тебя не похоже, ты же больше всего любишь в воскресенье валяться и читать «Таймс», и жаловаться на похмелье, и смотреть гольф по телевизору. Тебе надо было увидеться с ней. С ней или с кем-нибудь еще из их компании. Тебе уже мало встречаться по субботам? Вот и иди к ним жить, к кому-нибудь! А меня избавь. Давай уходи! Убирайся!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Сволочи
Сволочи

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

Анатолий Георгиевич Алексин , Владимир Владимирович Кунин , Дмитрий Анатольевич Горчев , Дмитрий Горчев , Елена Стриж

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Юмор / Юмористическая проза / Книги о войне