В лесу передвигаться всегда легче. Любое дерево или крупный валун — потенциальное укрытие. Для хорошо обученного бойца не проблема — мгновенно припасть к стволу или камню, распластаться по нему в любой неудобной позе, лишь бы слиться с ним, превратиться в неподвижный силуэт… с двух сторон врагу ничего не видно, с третьей малозаметно, с четвертой пока разглядишь — прилетит в тебя пуля или нож. Простейшее искусство маскировки, доведенное почти до совершенства изнурительными тренировками. Поначалу с непривычки тело крутит судорогами от неподвижности, потом — привыкаешь, суставы становятся пластичнее, мышцы приучаются расслабляться. Неплохо при этом для полноты эффекта почувствовать себя деревом или камнем — при должной концентрации противник и вовсе тебя не заметит в упор, главное — не забыть о боевой задаче, а то так недолго и корни пустить…
Отряд продвигается к вершине медленно, но верно. Бойцы перебегают короткими рывками, бесшумными тенями скользят меж деревьев, через мгновение вновь растворяясь в хаотическом калейдоскопе листвы. До желанной «высоты» — пятьсот метров, не больше. Но как же изнуряюще-тяжелы эти последние полкилометра, когда постоянно приходится ждать атаки со всех сторон одновременно! Очередной отряд боевиков, выскочивший, словно из-под земли — так неожиданно было их появление — вырезан подчистую. Парни начинают звереть от многодневных скитаний по ущелью, и командир вовсе не винит их в излишней жестокости — но отмечает про себя, кого после задания направить к психологам вне очереди. Себя он скромно ставит в конец этого списка — его, по крайней мере, еще не тянет бросаться на противника с ножом, когда того можно снять выстрелом.
При других обстоятельствах старший лейтенант с удовольствием потащил бы своих ребят прогуляться на эту гору в качестве тренировки — склон просто загляденье, готовый полигон для отработки всех базовых навыков. Для рядового туриста с рюкзаком здесь — кошмарный подъем по крутому и скользкому склону, для спецназовцев, обученных работать на предельных нагрузках — отличная тренировка средней тяжести. Вывороченные корни деревьев, камни — точно зацепки на скалодроме на тренировочной базе. При умении балансировать и быстро переносить центр тяжести, по ним можно взлететь наверх, как по лестнице. Вот только…
Вот только лес этот — чужой, враждебный, его неприязнь к непрошеным гостям ощущается физически, пробирает до костей. Игорь понимает, что не в лесе дело — просто кто-то, хорошо знакомый со здешней природой, шепнул ей, что идут чужаки, настроил ее против них. И теперь каждая колючка норовит впиться в руку, корни точно специально ставят подножки, настороженно примолкшие было птицы — пугают внезапно резкими, гортанными криками, заодно демаскируя крадущихся солдат…
— Тише, тише, я свой, — шепчет Игорь, проводя ладонью по шершавому стволу многолетнего бука, который будто нарочно хлестнул его по лицу жесткой веткой.
Сложно парню с советским атеистическим воспитанием поверить в одушевленность природы, духов леса и прочие языческие заморочки. Но с опытом постепенно приходит понимание, что многие вещи проще объяснить с помощью застарелых суеверий, чем научных концепций… А наука, чем черт не шутит, может, и дойдет однажды до похожих выводов. Вон, в научно-популярных журналах еще в его школьные годы писали о том, что грибница от одного поколения грибов может пронизывать весь лес, объединяя его в единую экосистему… или как-то так. Еще за годы службы на Алтае, среди девственных таежных лесов, Рогозин понял, что с окружающей природой лучше «дружить». Подполковник Агафонов, помнится, придерживался того же мнения — весь отряд запомнил на долгие годы, как он однажды, изрядно приняв на грудь по какому-то торжественному поводу, вывалился из штаба 67-й спецбригады, окинул туманным взором окрестность и вдруг с радостным ревом кинулся к стоявшей на опушке леса одинокой березе. «Здравствуй, осинушка, здравствуй, моя родная, ты чего пригорюнилась, одиноко тебе?» «Это ж береза, товарищ подполковник» — робко заметил кто-то из сопровождавших его офицеров. «Какая разница» — отозвался Агафонов, не размыкая рук, «все равно она меня поймет… Эх, чистая, светлая душа!»