Игра в «дурочку»

— Нет, — отвечаю. — Не видели. Мы ждали его в магазине. Нам продавец сказал ждать. А Павел… он… вошел внутрь. Мы вместе пришли. Продавец разрешил ему одному…

— Зачем он вошел внутрь? С какой целью?

— Он принес такую вещь… такую вазу, чтоб оценить. Она могла быть очень дорогой, — старалась я объяснить все как можно точнее.

— Где же ваза? — очень строго спросил с меня молодой казенный парень с кобурой на крутой заднице.

— Нет вазы, — отвечаю уже зло. — Разве не видите? Но он же пришел в магазин! Может, его продавцы знают, как все произошло! Может, они видели все! Должны же знать и видеть! Он же к ним, сюда, пришел!

Но двое мужчин, один из них тот, плешивый, с отвислым брюхом, что стояли на пороге задней двери магазина, только пожали плечами и как в конферансе спросили один другого:

— Ты видел что?

— А ты видел?

Опять пожали плечами.

— Понятно, — сытожил милиционер, — свидетелей нет.

— Значит… значит… — подступила я к нему вплотную, — вы никого и искать не будете? Раз свидетелей нет?

Он глянул на меня снисходительно, помолчал и просветил:

— Вы хоть знаете, сколько людей убивают в Москве каждый день?

Он, этот мордастый парень в мундире, этот страж порядка, эта наша вроде как защита и опора, — уже, как я поняла, выучился досконально презирать нас, простых-рядовых, именно за то, что мы хотим верить в силу закона, в обязательность человеческого сочувствия…

— Значит, ваза была. Теперь её нет, — уточнил он, оглядывая неподвижное тело Павла, его странную позу, словно он все ещё бежит лежа, — так у него полусогнуты ноги в коленях.

Только сейчас я заметила сумку с надписью «Ураган», старую синюю спортивную сумку с потускневшей белой надписью… Она валялась, пустая, со слипшимися боками, возле ржавой бочки, поставленной стоймя близко к арке ворот.

Помню, последнее, что я выкрикнула вслед уходящему милиционеру, было:

— Но ведь они врут! Эти! Из магазина! Они должны были все вдеть! Павел к ним приходил! Вазу им показывал! Теперь её нет!

— Но его же не в магазине убили! Во дворе, — артачился страж порядка. — Тут могли шляться всякие… Двор проходной.

Ах, я совсем забыла рассказать про то, как приехали криминалисты, как они обводили тело Павла мелом, чего-то там измеряли, записывали и все молча, со значением, словно бы и впрямь в преддверии каких-то грозных, неумолимых событий для преступника или преступников. И все это я воспринимала как спектакль, как ритуальное действие, необходимое лишь для того, чтобы гибель ещё одного маленького человека в огромном городе закончилась уже знакомой мне констатацией: «А свидетелей-то нет! А на нет и суда нет!»

Но Маринке я, конечно, ничего такого не сказала, да ей, думаю, в те страшные часы ожидания «перевозки» возле мертвого тела мужа никакого интереса не представляла поимка-не поимка убийц или убийцы. Ну а о пропаже вазы-конфетницы она и вовсе забыла…

По полуприкрытому веку Пвла уже ползла какая-то особо предприимчивая муха… Маринка пыталась сгонять её рукой, но муха не уступала… Какая-то сердобольная и своевольная бабушка в платочке вытащила из сумки сложенную квадратом белую бумагу, распрямила её в лист и прикрыла им Павла до пояса, сказав со вздохом:

— Чего пустым людям на человека глядеть? Он весь в тайне… Господь знает, как, что… Дожили до чего! Убьют посреди Москвы и лежи, кому нужон?

Рассказывать о том, какую страшную бессонную ночь прожила Маринка, как она выла, уткнувшись в подушку, как прижимала к себе то рубашку Павла, то его пиджак? И сколько раз я пробовала говорить ей бессмысленные слова утешения… И как тихонько, без звука, плакал под кухонным столом Олежка…

Я не сразу сообразила, что притащила старую сумку с надписью «Ураган», что все держу её в руке, хожу с ней из комнаты в комнату. Маринка прицепилась внезапно к этой сумке и заговорила быстро, через частую икоту:

— Папина сумка… Папа с ней на рыбалку ездил, в командировки… Если бы сейчас был папа… А он знаешь, как умер? Ты знаешь?

Она совсем забыла, что я все-все это знала. И принялась рассказывать, почти бегая по комнате, глядя в пол, обняв себя за плечи… О том, что её отец был научным сотрудником на крупнейшем производственном комплексе «Ураган», что за свою работу много раз награжден… Надо понимать, лучше многих там кумекал в двигателях для ракет. И вдруг в одно прекрасное утро подходит к проходной, а его не пускают парни в пятнистом камуфляже. Впрочем, как и других сотрудников. Они, интеллигенты, в недоумении и пробуют объяснить новоявленным караульщикам в камуфляже, что, мол, они тут работают по двадцать-сорок лет.

— Отработали! — отзываются молодчики при пистолетах. — Теперь тут склад русско-американской фирмы, «Мальборо» и «сникерсов», уже завезли! Расходитесь по домам! Поздно базарить!

Их, мужчин в белых воротничках, было больше, чем камуфляжников, и они решили поднапереть на дверь проходной и ворваться на свою родную территорию. Но откуда ни возьмись — машины с милиционерами, а те с дубинками.