Игра в «дурочку»

И ещё один стук раздался в дверь. И почти все комнатное, без того невеликое пространство, заняла крупная фигура бородатого искусствоведа-общественника.

— Что я вижу! — воскликнул он. — Сколько прекрасных женщин! Вера Николаевна, Виктор Петрович прислал меня, чтобы спросить, какое фото вашего мужа вы хотите, чтобы висело в комнате отдыха в связи с его юбилеем…

— Я подумаю…

— Подумайте, подумайте, голубушка… Время ещё есть. Но как же оно бежит, несется, проклятое!

— Да, это да, — отозвалась Вера Николаевна. — Остается только удивляться: сколько чего было и прошло…

Откуда ни возьмись — старушка-циркачка в шляпке-цилиндре Ава Пирелли:

— Вообразите! Время несется! Но событий не становится меньше! — она поигрывала стеком с обломанным кончиком: — Вообразите! В Америке устраивают конкурсы крошечных девочек! Их наряжают в платья баснословной цены! Матери сходят с ума! Они рыдают, если малышке отказывают в призе! Я никогда бы не позволила мучить свою Ларочку! Я любила её. Если бы она была жива — подтвердила мои слова. Ей было всего тридцать лет, когда она получила это страшное воспаление от гриппа… Если бы она не умерла, она бы родила мальчика или девочку…

— Авочка, душка, — позвала её Вера Николаевна, зябко кутаясь в белую шерстяную кофточку, — вы ещё не видели кошечку, которая лежит на солнышке у самого входа в наш дом? Очаровательная кошечка! Можно погладить.

— О! Вообразите, я давным-давно не гладила кошечек! Хотя когда-то у меня их было целых три… Я сейчас же… сейчас же…

— Да, да, душенька, идите! Доставьте себе маленькое удовольствие!

Видимо, сообразив, что пора и честь знать, Георгий Степанович повелел:

— Все, все посторонние вон! Сколько нас понадобилось!

Он первым вышел в коридор, за ним тетя Аня и Аллочка. Меня Вера Николаевна задержала, сказав:

— Наташа, попрошу… надо вытащить с полки чемодан.

Когда мы остались одни, поманила меня пальчиком, сказала в ухо:

— Не верю им! Никому! — отодвинула ящик стола и сунула зеленую тетрадь вглубь. И опять громко: — Печальное это мероприятие — старость, глухая старость. Как сказал Феллини: «Я чувствую себя самолетом, у которого нет аэродрома. Мой зритель умер.» Восемьдесят пять! Разве я могла представить, что доживу до столь невероятного возраста!

И мне опять на ухо:

— Я должна что-то предпринять… Я одна осталась, деточка, одна за всех…

Мне захотелось взять ручку-лапку этой старой, одинокой женщины, потерянной в чуждом, чужом для неё времени, и согреть её, что ли…

Зазвенел маленький, на батарейках, будильник… Время ужина. Мы вышли с Верой Николаевной вместе. Но прежде она мне успела сказать:

— Я кое-что надумала. Вы мне в этом поможете. Завтра скажу, что и как…

«Завтра» встретило меня в Доме странными, косыми взглядами… Здоровались ссо мной молчком и сейчас же быстро проходили мимо. Я делала вид, будто ничего не замечаю.

Разъяснила случившееся Аллочка. Она вышла в мою кладовку, когда я там возилась с тряпками-порошками:

— У Веры Николаевны пропали её мемуары, зеленая тетрадь. Она тебе ещё показывала и нам. Куда делась? Кто такой любопытный? Может, ты случайно взяла?

— Да ты что!

— Ну вот я и говорю, что тебе она незачем, но кое-кто думает, что ты…

— С ума вы все, что ли, посходили?! Ну зачем, зачем мне сдалась тетрадь этой старухи? Я к ней из жалости… Из чистой жалости! Когда пропала-то эта?

— Вера Николаевна говорит, что видела её после ужина. У нас вчера Довженко показывали, чушь жуткая, а этим старикам нравится… «Земля». Там ещё убивают тракториста, а его невеста, вся голая, мечется, страдает… Старики не плачут.

— Да я ушла сразу после ужина! Я кино не смотрела.

— Ну все равно… Мало ли… Вера Николаевна слегла. Давление. Тебя вспоминала.

— Пойду к ней… Если она думает, что это я…

— Ты что! Там врач, «скорая»… Отходят — тогда можешь… Ты весь дневник прочитала? — спросила как бы между прочим. — Очень интересный он, что ли?

— Про войну, про блокаду и стихи…

Я с трудом сдерживалась, чтобы не помчаться в комнатку Веры Николаевны, чтобы не закричать: «Никакой чужой тетради я не брала! Вера Николаевна, неужели вы могли поверить, что я зачем-то украла вашу тетрадь?!»

Однако, свободившись от Аллочкиного присутствия, подумала уже спокойно и здраво: «Провокация. Кто-то из них украл мемуары. Может, сама Аллочка. Заподозрила что-то неладное и украла… и прочла. И не только она. Теперь они в курсе, что знает Вера Николаевна. Для неё это ой как опасно! Ой, как! Надо что-то сделать… предпринять… Но что?»

Я брела по коридору, таща пылесос и ведро с водой. Мимо промелькнул со своим чемоданчиком Мастер на все руки Володя. Кивнул мне на ходу. Опять, значит, у кого-то что-то сносилось и потекли краны?.. Что ж, обычное дело… Хотя…

Я убирала у сценариста Льва Ильича Путятина, когда в открытую дверь вошла Аллочка и сообщила:

— Нашлась тетрадка! Среди книг. Она её, Вера Николаевна, и засунула туда. Засунула и забыла. Теперь на тебя никто из персонала коситься не будет. У стариков с памятью сплошные проблемы. Дырки у них вместо памяти. Но скандал поднимут обязательно. Не переживай!

— Вера Николаевна рада?