Уму непостижимо, сколько всякой всячины может появиться на свет божий из кармана брюк: пух, часы, газетные вырезки, раскрошившийся аспирин; в один прекрасный момент ты лезешь за платком, а вдобавок вытаскиваешь еще и дохлую мышь – вполне возможная вещь. По дороге к Этьену, не стряхнув еще с себя впечатления от сна про хлеб и от другого сна, воспоминание о котором предстало внезапно, как внезапно на улице происходит несчастный случай – бац! – и ничего не поделаешь, Оливейра сунул руку в карман брюк, коричневых вельветовых брюк, как раз на углу бульваров Распай и Монпарнас, рассеянно глядя при этом на гигантскую скорчившуюся жабу в халате – Бальзак-Роден или Роден-Бальзак, неразберипоймиха из двух свившихся в драке молний, – и вынул обрывок с перечнем дежурных аптек города Буэнос-Айреса и еще один, оказавшийся столбцом объявлений провидцев и карточных гадалок. Забавно было узнать, что сеньора Коломье, венгерская ясновидица (которая вполне могла оказаться одной из матерей Грегоровиуса), жила на улице Абесс и владела secrets des bohèmes pour retour d’affections perdues [353
]. Отсюда совершенно непринужденно следовало великое обещание: désenvoûtements [354], после чего упоминание voyance sur photo [355] выглядело несколько смешным. Этьену, ориенталисту-любителю, было бы любопытно узнать, что профессор Мин vous offre le vérit. Talisman de l’Arbre Sacré de l’Inde. Broch. c. I NF timb. B. P. 27, Cannes [356]. И как не удивиться существованию мадам Сансо, Medium – Tarots, prédict. Etonnantes, 23, rue Hermel [357] (именно потому, что на улице Эрмеля, который, возможно, был зоологом, во всяком случае, имя у него в самый раз для алхимика), а потом потешить свою латиноамериканскую гордыню многообещающим объявлением Аниты, cartes, dates précises [358], Жоана Жопеса (sic!), secrets indiens, tarots espagnols [359] и мадам Хуаниты, voyante par domino, Coquillage, fleur [360]. Надо обязательно сходить с Магой к мадам Хуаните. Coquillage, fleur! Но не с Магой, теперь уже не с Магой. А Маге бы страшно захотелось узнать судьбу по цветам. Seule MARZAK prouve retour affection [361]. Какая необходимость обещать то, чего нет? Это узнаешь сразу безо всякого. Куда лучше научный тон Жана де Ни, reprend ses VISIONS exactes sur photos, cheveux, écrit. Tout magnétisme intégral [362]. Дойдя до кладбища Монпарнас, Оливейра скатал хорошенько бумажный шарик, прицелился как следует и послал ясновидящих разом к Бодлеру, за забор, туда, где Девериа, Алоизиюс Бертран – словом, люди, достойные того, чтобы на их ладони взглянули гадалки, как мадам Фредерик, la voyante de l’élite parisienne et internationale, célèbre par ses prédictions dans la presse et la radio mondiales, de retour de Cannes [363]. Че, да там и Барбе д’Оревильи, который сжег бы их всех, если б мог, а также, конечно, и Мопассан, хорошо бы бумажный шарик угодил на могилу Мопассана или Алоизиюса Бертрана, но как узнаешь, коли ты пока еще по эту сторону.Этьен полагал, что глупо донимать его с утра пораньше, и все-таки он ждал Оливейру и хотел показать ему три своих новых картины, но Оливейра с порога сказал, что над бульваром Монпарнас висит потрясающее солнце и лучше воспользоваться этим и пройтись до больницы Неккера, а потом навестить старичка. Этьен тихо выругался и запер мастерскую. Консьержка, очень их любившая, сообщила, что лица у них обоих, как у отрытых трупов или как у тех, что живут в космосе, из чего они поняли, что мадам Бобе читала научную фантастику, а это было уже слишком. Придя в кафе «Шьенки-Фюм», они взяли по стакану белого вина и порассуждали о снах и о том, может ли живопись стать одним из средств от НАТО и прочих язв сегодняшнего дня. Этьену не казалось особенно странным, что Оливейра идет навещать человека, которого не знал, оба согласились, что это вполне удобно, и т. д. и т. п. У стойки какая-то сеньора с жаром описывала закаты в Нанте, где, если ей верить, жила ее дочь. Этьен с Оливейрой внимательно выслушали все слова: солнце, ветерок, живая изгородь, луна, сороки, покой, хромоножка, Господь бог, шесть с половиной тысяч франков, туман, рододендроны, старость, черт-те-что, небесный, даст бог, не забудется, горшки с цветами. А потом дивились, глядя на вывеску: «DANS СЕТ HOPITAL, LAENNEC DECOUVRIT L’AUSCULTATION» [364
], и оба решили (и сказали об этом вслух), что аускультация, верно, какая-то змея или саламандра, которая долго пряталась в больнице Неккера, и по каким только коридорам и подвалам за ней не гонялись, пока наконец она, загнанная, не сдалась на милость молодого ученого. Оливейра навел справки, и они направились к палате Шоффар, второй этаж, направо.– Может, к нему никто не ходит, – сказал Оливейра. – И может, это просто совпадение, что его зовут Морелли.
– Пойди лучше узнай, не умер ли он, – сказал Этьен, глядя на фонтан с золотыми рыбками посреди открытого дворика.
– Мне бы сказали. А на меня только поглядели – и все. Не хотелось спрашивать, был ли у него кто до нас.