Игра в куклы

Когда они появились из-за поворота, он выключил экран и перешел к визуальному наблюдению. Он совершенно не беспокоился. Но не хотел их предупреждать, не хотел, чтобы свет экрана разоблачил его местонахождение в затененном углу сарая, где он сидел с автоматом, лежащим на мешках с песком. Ждал. Движения были минимальными. Он понимал, что быстрый рывок сразу его выдаст. Внимательно рассматривал в бинокль высокого полицейского. Обычный, заурядный Свенссон. Никаких примечательных черт. Ничего, что привлекало бы внимание. Ничего, что могло бы обеспокоить Йоргена. Он не казался явным врагом дела. Скорее, принадлежал к тому молчаливому большинству, которое могло бы стать основой нового общества. Но цель оправдывает средства. И в этом случае не невинных. Теперь, когда у него в подвале сидела главная предательница своей расы в целой Швеции, никто не должен ему помешать Он больше не выпустит ее из рук. Никто не посмеет отнять ее у него.

Он видел, как они приближались к ловушке на дороге. Это место было идеальным с точки зрения угла выстрела. Тут у него будет оптимальная площадь поражения. Он ждал. Услышал крик и понял, что один из полицейских наступил на шипы «испанских рыцарей».

Час настал.

Послышался треск. Несколько секунд Карлссон думал, что это чихнул двухтактный мотор, переходя сразу на высокие обороты. Он повернулся к Пабсту и понял, что ошибся. С десяток пуль прошили грудную клетку коллеги. Взгляд Пабста застыл, он покачнулся. Кровь пенилась во рту, когда Пабст закашлялся. Карлссон бросился в сторону. Рядом слышались немые звуки пуль, которые продолжали вонзаться в легкие Пабста. И вдруг все кончилось. Прекратились быстрые повторяющиеся звуки, когда пули выстреливаются из обоймы. Наступила леденящая тишина. Уголком глаза он заметил, что стрелок находился в темном углу фермы. Потом стрельба началась снова. На этот раз выстрелы были не веером, а одиночными. Первый выстрел попал в дерево рядом с ним. Он успел проползти пару метров, пока стрелок прицелился точнее. Его толкнуло вперед, когда следующая пуля попала в мякоть. Пронизывающая боль обожгла его при попадании еще трех пуль в бедро, разрывая сухожилия, мышцы и связки. Потом снова стало тихо. Но эта тишина не была приятной. Она была скорее предостережением.

Он повернулся. Из ноги толчками шла кровь. От боли кружилась голова, он пытался нащупать пистолет и понял, что накрыл его своим телом. Он посмотрел на Пабста, который лежал впереди, на дороге. Грудная клетка прострелена в клочья. На его глазах появилась пелена. Он был абсолютно неподвижен. Карлссон уперся руками в землю и попытался перекатиться на сторону, чтобы достать из-под себя пистолет. И тут увидел перед собой мужчину. На нем была черная лыжная маска, похожая на те, которые лежали в багажнике у датчан. В отчаянии Карлссон попытался что-то сказать, что могло бы остановить этого человека.

– Я не имею к этому никакого отношения. Датчан уже взяли. Они сюда не придут, они больше не угроза. – Он говорил, пытаясь достать из-за спины пистолет. Если стоящий перед ним мужчина и понял то, что он сказал, то никак это не показал. Он поднял пулемет «HK-21» и прицелился.

Голос не выдавал никаких чувств.

– Иногда человек понимает, что сделал в жизни неправильный выбор. Сегодня у тебя как раз такой день. Я бы дал тебе честный шанс достать пистолет. Но у меня нет времени.

Последний выстрел прервал короткую тишину, и пуля вошла Карлссону прямо в лоб.

Йорген стянул с себя черную маску и помассировал корни волос. Затылок вспотел. Чисто физически вклад его был весьма умеренным, но напряжение и ожидание все-таки разогрели, и от шерстяной маски все зачесалось еще больше. Возможно, маска была излишней мерой безопасности, но иногда все идет не по плану. Ярким примером этому были выстрелы в Клауса и Симона в квартире Линн. Согласно плану, они должны были не валяться в ее квартире, а стоять и охранять ее в его подвале под бывшим хлевом.

Что касается только что законченного оборонительного обстрела полицейских, то ему трудно было поверить в то, что говорили некоторые его соратники: что к убийствам можно привыкнуть и быть к ним совершенно равнодушным. Его, впрочем, не мучило раскаяние. «Высшая цель» означала, что все жертвы были необходимыми потерями на пути к ее достижению. И все же, несмотря на это, самым худшим для него было ожидание. Его швыряло между нервозностью и состоянием, близким к бредовому, когда все окружающее сливалось в туманной пелене. Иногда он настолько сомневался в своем здравомыслии, что, казалось, сам провоцировал панические атаки.

А вот когда уже доходило до дела, то тут он превращался совсем в другого человека. Когда он видел врага, адреналин вытеснял и пот, и одышку. Чувства обострялись, руки переставали дрожать. Так было и в этот раз.