Крячко промолчал о том, что, когда они шли, каждого второго Раиса ругала за то, что тексты вовремя не готовы, и говорила, что все они бездари и лентяи.
– Он встречался с кем-то?
– Нет, подруги менялись как карусель, практически каждую неделю я отправляла цветы новой даме сердца. К букету обычно прилагалась коробка клубники в шоколаде, у нас в этом магазине уже карта платинового клиента, и записка с благодарностью за чудесную ночь.
– Не замечали ли чего-то странного в последние дни? И вот еще какой момент: а он не вел дневник? Не записывал при вас что-то?
– Странностей было не больше, чем обычно, а поводу дневника… – Раиса задумалась. – Нет, при мне вроде бы нет, но вы можете посмотреть у него в кабинете и квартире, ключи я дам.
Станислав кивнул, благодаря, но для соблюдения всех формальностей напомнил, что у него пока санкций на обыск нет. И если можно, то лучше, чтобы она поехала с ним.
– Само собой. Конечно.
В кабинете у Василия все было неожиданно чисто. Было видно, что, несмотря на определенный имидж, он любил порядок и был педантом в определенном смысле этого слова. На стенах ровно, словно по линейке, висели дипломы и награды. Папки с документами стояли так же ровно и были одинаковыми, а подписи сделаны ровным каллиграфическим почерком. Можно было бы решить, что порядок там наводит Раиса, но когда они заходили в кабинет, то прошли мимо кабинета секретаря радиостанции, и вот там как раз царил привычный всем рабочий хаос.
Жил убитый недалеко от работы, и в квартире у него царил такой же порядок. Но первое, что увидел Крячко, войдя вместе с Раисой на кухню, – блокнот. Он открыл его и увидел такие же записи, как и в блокнотах других убитых.
– Добро пожаловать в секту, – пробормотал себе под нос Крячко и с разрешения помощницы шоумена забрал блокнот вместе с остальными документами.
Информации, которую удалось достать во Владимире, оказалось тоже не очень много. Василий ни с кем не сближался и никого не пускал в свою личную жизнь. Похоронами будет заниматься верная начальству Раиса. А по всей радиостанции уже висели портреты с траурными лентами.
– Ты не посмеешь! У меня аллергия на клубнику, я говорила это тебе в нашу первую ночь! Это есть у меня в анкете!
Стас приподнял брови, а Раиса закатила глаза и хлопнула себя ладонью по лбу.
– Как же я забыла про аллергию на клубнику, он же мне сказал, – шепотом добавила она Крячко, а после, повернувшись к даме, которая бушевала в гостиной, сказала: – Что же вы так долго ждали, милочка? Предъявлять претензии по поводу клубники уже некому.
Девушка, длинноногая блондинка в кожаных штанах и таком же корсете, упала на диван с высоты своих каблуков.
– В смысле «некому»? Он что, съехал? Вы кто? Бабка его? В «Амстере» была, вот и не смогла раньше…
– Амстердаме?
– Клубе «Амстердам», госпожа Синельникова там работает, – вздохнула Раиса и добавила: – Василий мертв, готовим похороны, вы можете внести свой вклад, если хотите.
С этими словами она достала из сумочки непонятно откуда взявшийся там белый конверт, раскрыла его и протянула девушке.
– Вот, собираем кто сколько может, сами понимаете, всего себя и все свои средства отдавал на благотвор…
Договорить она не успела, потому что девушка с невнятными бормотаниями о том, что у нее ничего нет, что ей невероятно жалко Василия и что она хочет побыть одна и помедитировать, выбежала из квартиры.
– Всегда почему-то выбирал очень жадных девушек, – задумчиво сказала Раиса, глядя ей вслед, и добавила: – Кстати, я не его бабушка. Я мачеха.
– А… О, – только и смог сказать Крячко и тут же возмутился: – А почему вы раньше не сказали? Это значит, что вы как никто другой знаете про все скелеты в шкафу Василия!