Игра в наперстки

– Вы хотите спросить, знаю ли я про прошлое мужа? – уточнила она, когда попросила горничную принести им холодный чай и закуски. Хотя Гуров и отказывался как мог, но, когда увидел крошечные канапе на подносе, был вынужден признать, что завтрака в поезде было недостаточно. Кроме того, когда у тебя урчит в животе во время допроса, это не прибавляет следователю солидности.

Лев приподнял брови.

Олеся погладила живот и вздохнула:

– Да. Знаю. Он рассказал мне все. Про то, чем занимался на Сахалине, где делал операцию, как изменился. Ему всегда хотелось писать книги. Просто в то время это было не так легко, сами понимаете. Он рассказал мне про свою жену. Кстати, они до сих пор сохранили очень теплые отношения. Удивительная женщина. Я не знаю, как она узнала о его смерти, но первая позвонила мне, чтобы выразить соболезнования и предложить свою помощь.

Гуров коротко ввел Олесю в курс дела, рассказав о том, как убили ее мужа, и спросил:

– Как вы думаете, исходя из того, что вам рассказывал ваш супруг, могла его смерть быть «приветом из прошлого»?

– Нет. Не думаю. Он слишком сильно изменился, чтобы его могли узнать.

– Поступали какие-либо угрозы? Звонки? Где ваш муж работал?

– Мы оба работали из дома. Время от времени я ездила на совещания, а он на свои авторские встречи. В командировки часто ездили вместе. И в его, и в мои. Мой муж был действительно талантливым писателем. Он мог работать везде. Даже в туалете или когда сидел на балконе и смотрел на город, в дороге. Писал в телефоне, много писал от руки. Еще у него был такой старый планшет большой, я часто говорила: «Ну давай уже купим тебе новый, все-таки несолидно, ты уже такой известный писатель». А он смеялся в ответ и говорил, что это не просто инструмент, а верный боевой конь. И что лучше всего ему работается именно на старом ноутбуке и на этом планшете. Видите этот кабинет? Это мой. Все время, что я работала тут, стол, кресло, все было под меня, а он сидел или лежал тут на диване или на подоконнике и работал.

– А он писал от руки?

– Да. Очень много. Постоянно, но это были не заметки к книге, а скорее мысли какие-то. Он говорил, что они не помещались у него в голове.

– А вас не смущало его прошлое?

Олеся вздохнула, погладила живот и посмотрела в окно:

– Я работаю банкиром очень давно. Я консультант. И помогаю тем, кому нужно разобраться со своими делами… Не всегда простыми. И деньги там, я уже понимаю, не всегда чистые. Поэтому прошлое моего мужа меня не смутило. И, насколько я помню, по закону я имею право не свидетельствовать против члена семьи?

– Да.

– Я его любила. И он был заботливым, нежным и очень любящим мужчиной. И чтобы отбросить все ваши сомнения по поводу легальности его денег, я хочу кое-что показать вам.

Она встала и, тяжело переваливаясь, подошла к небольшому старинному секретеру. Достала оттуда папку с бумагами и протянула их Льву.

– Можете посмотреть, но эти документы конфиденциальны.

Гуров пролистал бумаги и кивнул.

– Мы давно это обсудили. У меня есть счета и хватит денег, чтобы обеспечить нашего ребенка. А свои деньги мой муж переводил на счет этого детского дома на Сахалине. Через левые счета. Их невозможно отследить. Кроме того, вы же знаете его кличку в девяностые, да? Наверняка читали личное дело.

Гуров не стал говорить, что он не просто читал личное дело Сени Сахара, а еще и был в это время на Сахалине.

– Он выкупил этот завод.

– Мило. Ностальгия замучила?

Олеся вздохнула:

– Извините, я немного устала. У вас есть еще вопросы?

– Да. Это стандартный вопрос: не замечали ли вы что-то странное в его поведении в последнее время? До того, как он уехал на конвент. И часто ли он ездил на такие мероприятия?

– Часто. Да, он хотел открыть фонд для начинающих писателей и поэтов. А по поводу странного… Да вроде бы нет. Хотя ему стали часто сниться кошмары. Но это было связано с тем, что у нас будет ребенок. Муж боялся. Он просто боялся будущего, каким оно будет у нашего малыша. Но мне кажется, что все мы такое поколение. Тревожное.

– А он, случайно, не стал вести блокнот? И записывать туда все хорошее, что происходило с ним за сутки?

Олеся кивнула:

– Это не в последнее время. Он вел такой блокнот уже год. Да, около года. Позади вас тумбочка, можете посмотреть, они все там.

Лев повернулся, открыл тумбочку и увидел, что там лежала стопка одинаковых блокнотов в твердой обложке. И это был след. Уже трое вели такие блокноты.

– Я могу взять последний блокнот? Если там нет ничего личного.

– Личное он записывал в телефоне, – чуть улыбнулась Олеся. – Тут только хорошее. Да, можете взять, конечно, особенно если это поможет найти его убийцу.

– А где еще он любил бывать? Работать? Может быть, где-то в городе было любимое кафе? С кем еще я могу поговорить о вашем муже?