Игра в послушание

Но позади были ещё не все страхи. Едва только он начал сворачивать брезент, как вертолёт просел - будто от веса забравшегося в него пилота. Сами собой задвигались рычажки управления, и машина взмыла в воздух.

Шульц размотал брезент, засунул в пасть дуло двуствольного ружья и нажал на спуск обоих курков. Патронов в стволе не оказалось.

Одноместный вертолётик, носивший над Кордильерами грузного Шульца с его охотничьим снаряжением, легко вытянул двоих, точнее даже троих. В пригороде Каракаса беглецы переоделись, заняли номер в мотеле и заказали авиабилеты.

Во вторник лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина сошли с трапа самолёта в Санкт-Петербурге и залезли в присланную за ними машину.

Едва открыв дверцу, оба закашлялись: в плотных клубах дыма на заднем сидении сидел одетый в парадную форму майор Мракобесов. Он беспрерывно затягивался папиросой и смотрел на прибывших с неприязнью.

- Где? - сказал он требовательно, протягивая ладонь и не здороваясь.

Яблочкин и Мушкина переглянулись. Уж кому-кому, а Мракобесову они не отдадут мальчика ни за какие посулы и угрозы.

Машина тронулась.

- Я доложу обо всём только генералу Потапову, - сухо ответил Яблочкин, отвернувшись.

- Что?! - гневно прошептал Мракобесов. - Вы в своём уме, лейтенант?..

Яблочкин упрямо молчал. Мушкина в знак поддержки незаметно нащупала его ладошку и стиснула в своей.

Петя слышал всё, что происходит вокруг, и это всё ему очень и очень не нравилось.

Глава девятая: КУЛИНАРНЫЕ СЕКРЕТЫ

РУССКОЙ КУХНИ

1

Открытие Олимпиады.

Русские традиции гостеприимства.

Курт выбывает из состязаний

Десятого июня, в день открытия Тридцатых летних Олимпийских игр, Петербург радостно бурлил с самого утра. Автомобили и автобусы на все лады надрывно гудели в пробках, метро не справлялось с потоком пассажиров, пешие реки и ручейки пёстро разодетых туристов стекались к новому грандиозному строению - Олимпийскому стадиону на Крестовском острове.

Карл Ангелриппер проснулся от полуденного выстрела пушки на Петропавловской крепости. Истерзанное за три счастливых дня туловище болело. Отовсюду доносились звуки торжественных маршей, голоса комментаторов и шумы огромного стадиона. Карл наконец понял, что проспал открытие. Обязанный сопровождать царственного суператлета даже в сортир, он, оглушённый счастьем высвобождения порочных страстей, давно потерял из виду своего подопечного.

Наскоро сбрив щетину и порезав лицо, Карл опрометью бросился по пустынным улицам.

Добравшись до стадиона, он был вынужден, ломая в отчаянии руки, слоняться перед входом, так как все билеты были раскуплены ещё за полгода, а позаботиться об аккредитации у него не было времени.

Заметив, как делают некоторые другие, он сунул десятку в ладонь стоящего у калитки милиционера, и тот тихонько кивнул ему, предлагая проходить. Однако на следующем кордоне вертелся офицер, и немца с позором развернули обратно.

За четыре сотни Карл приобрёл билет у спекулянтов, заплатив ровно в четыре раза больше номинала. Опрометью он бросился к главному входу, но предъявленный им билет оказался фальшивым.

Чувствуя себя провинциалом, которого облапошили напёрсточники, Карл побрёл по аллее и сел на лавочку напротив служебного входа. Вооружившись портативным биноклем, он стал дожидаться перерыва. В сущности, думал он, ничего страшного пока ещё не произошло: завтра Курт получит свою первую золотую медаль за четырёхсотметровку по плаванью, и тогда все увидят, что он, Карл, рядом с ним. А сегодня - просто дурацкая театрализация. Так, успокаивая себя, он дождался перерыва.

Но во время перерыва вся милиция выстроилась вдоль ограждений живым кольцом, приближаться не имело ни малейшего смысла.

После перерыва день стал клониться к вечеру, над стадионом засияли зарева прожекторов, в небе вспыхнули фейерверки, музыка заухала так, что под Карлом скамейка заходила ходуном. Кое-где зрители небольшими стайками начали покидать стадион.

Карл подумал, что теперь, скорее всего, пропускной контроль уже ослаб и пройти через служебный вход, пожалуй, не составит труда...

Он уже собрался было подняться, как вдруг проходившая мимо компания подвыпивших подростков расселась на скамейке с двух сторон от него, зажав, словно в тисках. Они держали в руках банки с пивом, но пахло от них водкой. Кое-кого Карл уже видел в числе вертевшихся у входа спекулянтов.

- Эй, мужик, - заговорили с ним довольно грубо, - а ну покажи диоптрию... - И дорогой цифровой бинокль оказался в руках хулиганов.

- Ты глянь, сам маленький, а показывает как морской...

- Эй, мужик, дай поносить, я тебе его потом верну.

Не знавший русского языка, но сообразивший, что происходит, Карл сделался красным и громко по-немецки отчеканил:

- Немедленно верните прибор к оставьте меня в покое, иначе я вызову полицейский наряд!

Подростки, в свою очередь, не знали ни слова по-немецки.

- Полицаем пугает, - догадался один из них. - Айн-цвай-полицай. Так ведь рядом никого нет, слышь, мужик?

И Карл понял смысл его фразы. Кричать не имело смысла, потому что кричать приходилось только затем, чтобы сосед расслышал сказанное.