Игра в послушание

- Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать... то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение - давайте забьём стрелку.

- У Александрийской колонны, ровно в десять.

- Хорошо, я подумаю, прощайте.

- До свидания.

- Да! - оглянулась Катя. - Я говорю по-немецки!

Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.

Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок играла музыка, с лотков продавали всё, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких ещё не видела ни одна петербургская белая ночь.

На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.

Успевшего прославиться ещё до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника. Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен, как цирковая лошадка.

Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде "о, зер гут, данке, данке..."

Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.

Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.

Протиснувшись вперёд ещё на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана "Разгуляй".

Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.

Подошёл официант и подал карту. Немец повертел её в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. "Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась", - пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.

- Что-нибудь будете пить, закусывать? - поинтересовался тот равнодушно.

- Да, принесите... чего-нибудь. - сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.

- Будет сделано, - отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.

Вскоре он принес минеральную воду и фрукты.

- Соляночку подождать придется, - сказал он. - Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи...

- Нет, нет, не надо, у нас режим, - быстро возразил Славик. - А что так тихо? - переменил он тему. - Музыка у вас есть?

- Так точно, будет. Оркестр на перерыве.

3

Долго и подробно.

Курт отпускает ремень на несколько дырочек

Едва только за столиком появилась известная нам компания, саксофонист оркестра Дмитрий Иванович Котов тотчас узнал мальчика и девочку, вертевшихся на приёме в мексиканском консульстве.

После обрушившихся за последнее время потрясений Котов сделался болезненно подозрителен. Заходя в квартиру, он прежде всего заглядывал под кровать, резко отдёргивал оконную штору, разглядывал на просвет пустые бутылки. У него появилась привычка носить тёмные очки, а также внезапно останавливаться у какой-нибудь витрины и коситься по сторонам. Возможно, что его инстинкт самосохранения запоздало реагировал на ту настоящую слежку, которую в течении нескольких дней вёл за ним убийца.

Потом ещё был дурацкий сон, где он выступал свидетелем в суде и после которого Альбина на неделю прервала с ним отношения. Да и Юрик вёл себя довольно странно...

И вот теперь, когда уже всё, казалось, вошло в обычную колею, за столиком у фонтана появились эти люди, совсем ещё дети, которые несомненно за ним следили.

Котов шарахнулся в служебный коридор, прихватив на ходу спрятанную в шкафчике с чистым бельём початую бутылку коньяка. На кухне он схватил стакан с присохшими на сахарном дне чаинками, плеснул на три пальца и быстро опрокинул себе в глотку.

- Ага, докатились, - забормотал он себе под нос, занюхивая коньяк хлебной корочкой. - Детей используют. Опыты делают, психотронщики...

В последние дни в голове у Котова возникла теория, что всё необычное произошло с ним не случайно, что некие секретные спецслужбы выбрали его объектом для своих опытов.

- Конечно, - злобно шептал он, пережёвывая корку, - пьющий, одинокий, никому нет дела...

- На, - повар Егорыч вручил Котову очищенную морковку. - Грызи.

Котов захрустел морковкой и налил повару. Тот выпил и занюхал коньяк рукавом.