Игра в послушание

- А я никогда не закусываю, - сказал повар. - Я даже никогда не пробую то, что варю. Это те, которые варить не умеют, всегда пробуют. А я и без пробы знаю, что у меня в кастрюле.

Это он повторял всякий раз, когда ему подносили стаканчик.

- Слушай, - сказал ему Котов, прикуривая от горячей плиты сигарету, Егорыч, ты про психотронное оружие чего-нибудь слышал?

Отвернувшись, Егорыч шинковал овощи, молотя ножом по доске со скоростью машины. Не прекращая работы, он ответил:

- Так, что-то слышал...

- А если, допустим, такую штуку надо испытать... Кого используют?

Повар пожал плечами:

- Преступников каких-нибудь из тюрьмы. Которым уже "вышку" дали.

- А у таких психика непредсказуемая, опыт неправильные результаты покажет.

- Тогда не знаю.

- А если просто кого-то одинокого взять, из толпы? Облучать и наблюдать за ним, облучать и наблюдать...

- Не знаю, Котов, ничего не могу сказать.

- Тогда давай, Егорыч, выпьем ещё по одной.

Они выпили, и повар снова затарахтел ножом по доске. А Котов, попыхивая сигаретой, заглянул в стоящую на краю плиты кастрюлю.

- Это что у тебя за супчик, Егорыч?

- Солянка сборная.

- А-а, - понимающе кивнул Котов и выронил в котёл сигарету.

В раздаточном окошке показался официант:

- Соляночку четыре раза, побыстрее.

- А что так? - поинтересовался Егорыч, не поворачиваясь.

- У меня спортсмен сидит, знаменитость. "Тёмная лошадка из Германии". Курт... Курт...

- Воннегут, - сказал повар и подмигнул Котову.

Котов смотрел на Егорыча, не мигая.

- Некультурный ты человек, Егорыч, - сказал официант. - Телек смотреть надо, развиваться. Шевелись, шевелись, я им пойду пока минералку поставлю.

Егорыч взял черпак и шагнул к стоящей на краю плиты кастрюле. Он хотел привычными круговым жестом перемешать содержимое, но Котов вдруг сказал ему:

- Погоди.

Повар с удивлением поднял на него глаза.

- Погоди, Егорыч, ты только, самое главное, не нервничай...

- Ты чего?..

- Егорыч, такое дело, понимаешь, я только что туда сигарету уронил, окурок... Случайно выскользнула, понимаешь?..

Лицо у повара сделалось испуганное, он быстро заглянул в кастрюлю. Среди аппетитных кусочков копчёностей, сосисок, оливков и прочего добра в тёмном наваре плавал размокший окурок сигареты. Он распух, развалился и распустил по всей поверхности мелкие крошки табака.

Егорыч медленно поднял глаза на Котова, и тому сделалось страшно по-настоящему.

- Погоди, погоди, ты чего... - начал он пятится назад. - Погоди, щас вынем, оно сверху плавает...

- Психические опыты, говоришь, - мрачно произнёс повар и шагнул на Котова. - Облучают в толпе, говоришь... Скрытно следят... А если так, в открытую, черпаком по морде... Это нормально?

Егорыч замахнулся черпаком, и Котов прямо в концертном костюме полетел спиной на груду сваленной у входа в мойку грязной посуды - противни, котлы, сотейники... Раздался такой грохот, что сбежались официанты. Не дожидаясь окончательной расправы, Котов на четвереньках выбежал прочь из кухни.

Когда все разошлись, Егорыч вылил испорченную солянку в канализацию, а на плиту поставил остатки вчерашней.

- Егорыч, четыре соляночки моментально, - снова заглянул в раздаточное окошко официант.

Повар сосредоточенно помешивал содержимое небольшой кастрюльки.

- Погоди, - хмуро сказал он. - Пускай закипит.

- Не надо, не надо, ты чего! - запротестовал официант. - Пускай будет как есть, опять кто-нибудь накатает жалобу, что горячо. Что у тебя рожа такая кислая?

Недовольно ворча себе под нос, Егорыч снял с плиты так и не закипевшую солянку, освежил каждую порцию свеженарубленной зеленью и сдобрил ложкой сметаны. Потом он вылил в стакан весь оставленный Потовым коньяк и выпил. Но даже после этого его кислая физиономия не разгладилась.

Наконец принесли горячее, и дети стали с аппетитом есть. Курт тоже был чертовски голоден. Он был готов проглотить разом весь свой запас сушёных хлебцев и выпить весь морковный сок за месяц вперёд. При виде плавающих в супе кусочков копченого гуся, сосисок, буженины и копченого языка у него началось головокружение.

Чувство блаженного восторга, охватившее его с первой же ложки, заставило забыть обо всём. За то время, пока дети успели вычерпать свои порции только до половины, Курт уже сидел с пустой миской, сверкающей мельхиоровым донышком.

- Я хочу ещё, - сказал он, и дети подозвали официанта.

Томно прикрывая глаза, немец выкушал вторую порцию.

Он вспомнил о девятнадцати годах проведённых в аскезе, и ему стало обидно. Разумеется, конечно, он больше туда не вернётся. Чего стоят Мумрик, его отец и святая Ева здесь, в этом прекрасном и радостном мире!

- Я хочу обедать и ужинать здесь каждый день, - сказал он, и Катя повторила его слова по-русски. - Я возьму все медали и останусь жить здесь.

Дети зааплодировали и чокнулись с ним минералкой.

Потом были куриные котлетки "деваляй", десерт и безалкогольное шампанское, потом Славик пригласил Катю танцевать (саксофон играл отвратительно), а Маринка и Курт остались за столом, увлечённые десертом: свежей клубникой, покрытой шапкой взбитых сливок.