— Тут ты права. Большинство убийств, которые нам приходится расследовать, — разборки между преступными группировками, драки, наркотики. Последний серийный убийца в здешних местах — Джозеф Нассо, его обвиняют в том, что он убивал женщин между тысяча девятьсот семьдесят седьмым и девяносто четвертым годами. Ему семьдесят шесть лет, его будут судить в графстве Марин.
— Да, в моем архиве это есть. Нассо отказался от адвоката, будет защищать себя сам. Он не раскаивается в том, что совершил, даже гордится этим, — сказала Аманда. — Если и наши убийства совершил один и тот же человек, думаю, он тоже этим гордится и оставляет знаки, или подсказки, чтобы пометить свою территорию.
— Так в учебнике написано? — усмехнулся инспектор.
— Погоди-ка, это у меня здесь. — Аманда поводила пальцем по мобильнику. — Вот послушай: в большинстве случаев серийные убийцы в Соединенных Штатах — белые, от двадцати пяти до тридцати лет, хотя бывают и представители других рас; принадлежат к среднему или низшему классу, действуют в одиночку, ищут психологического удовлетворения, в детстве страдали от отсутствия заботы, сексуального насилия или эмоционального давления, имели проблемы с законом: кражи, вандализм. Они — пироманы и садисты, мучают животных. У них низкая самооценка, отсутствует эмпатия по отношению к жертвам, то есть они — психопаты. Иногда это безумцы, страдающие галлюцинациями, они верят, будто Бог или дьявол повелевает им уничтожать гомосексуалистов, проституток, людей другой расы или религии. Сексуальная мотивация, которую ты упомянул, включает причинение страданий и увечий жертве — это им доставляет удовольствие. Например, Джеффри Дамер пытался превратить трупы убитых им мужчин и мальчиков в зомби, буравил им череп, обливал кислотой, даже практиковал каннибализм, чтобы…
— Хватит, Аманда! — вскричал Боб Мартин, побледнев.
— Еще одна деталь, папа…
— Нет! Я все это знаю, нам об этом рассказывали в академии, но тебе о таком не пристало говорить.
— Пожалуйста, послушай. Есть одна деталь, которая выбивается из общего ряда. У большинства серийных убийц низкий умственный коэффициент, они малообразованны. А я думаю, что в нашем случае действует человек блестящих способностей.
— Причем это может быть и женщина, хотя и с меньшей вероятностью, — проговорил Боб Мартин.
— Вот именно: моя крестная.
— Селеста? — изумился отец.
— Чтобы сбылось пророчество, чтобы доказать, что звезды не ошибаются, — подмигнула девочка.
Главный инспектор надеялся, что тяга дочери к преступлениям скоро пройдет: ведь прошло же увлечение драконами, застенками и вампирами. В этом уверяла и психолог Флоренс Леви, которая наблюдала Аманду в детстве: Боб Мартин только что консультировался с ней по телефону. Это, полагала она, всего лишь очередное проявление ненасытного любопытства девочки, еще одна интеллектуальная игра. Как отца, его беспокоило это новое времяпрепровождение Аманды, но как детектив он лучше, чем кто бы то ни было, понимал, как завораживают преступление и наказание.
Индиана считала, что нет ни «доброго», ни «злого»: зло — искажение естественной доброты, порожденное больной душой. Для нее судебная система представляла собой форму коллективной мести, с помощью которой общество карает преступников, заточая их в тюрьмы и выбрасывая ключ, вместо того чтобы попытаться этих людей спасти, хотя и признавала с неохотой, что бывают неисправимые преступники и таких лучше держать взаперти, чтобы они не причинили вреда окружающим. Наивность бывшей жены бесила инспектора. По идее, ему не было дела до благоглупостей, какие она изрекала, но этими нелепицами она забивала голову Аманде и не защищала ее должным образом, даже не принимала минимальных мер предосторожности, как всякая нормальная мать. Индиана оставалась той же романтической девочкой, которая влюбилась в него в пятнадцать лет. Оба они были сопляками, когда родилась Аманда, но с тех пор он достиг зрелости, приобрел опыт, закалился, стал мужчиной, в некотором роде достойным восхищения, как говаривала Петра Хорр на третьем бокале пива; Индиана, напротив, так и застыла в состоянии вечной юности.