Игра в правосудие

Наказуемо?! Разработчик точно маньяк. Но Эмберли не собирается впадать в панику после его тупой угрозы. Она и сама в состоянии пообещать ему любые неприятности! Только вот как? Ответного письма не отправить.

Она зашла в игру. Как обычно, сквозь черноту экрана проступили сияющие буквы, потом появилась рука с весами и… все. Басы били по ушам, а мелодия даже не думала заканчиваться! Чаши с камнями покачивались, не в состоянии обрести равновесие. Эмберли пялилась на них минут пять, но так и не дождалась полной загрузки – вырубила компьютер.

И что теперь? Лечь спать? Может быть, сон подействует благотворно, и утром само собой придет решение, как поступить. Однако заснуть никак не удавалось, Эмберли долго ворочалась в кровати. Въедливые мысли, стоило только провалиться в дрему, словно толкали в бок, не давая забыться насовсем. А тут еще и мать вернулась с работы. Не обращая внимания на то, что, по сути, уже глубокая ночь и некоторые в доме изо всех сил желают уснуть, принялась хлопать дверями, носиться туда-сюда и громко ругаться. Эмберли не выдержала, соскочила с постели, распахнула дверь.

– А потише нельзя? – бросила недовольно.

Мать как раз находилась на середине лестницы, спускалась. Она резко остановилась, обернулась и рявкнула:

– Нельзя!

В первый момент Эмберли взбесилась, хотела заорать в ответ, воспользовавшись тем же набором ругательств, что недавно выдавала мать, но, зацепившись взглядом за ее лицо, сдержалась. Было в нем что-то такое, отчего злость почти моментально преобразовалась в тревогу. Или даже испуг.

– Что-то случилось?

Мать тоже сразу смягчилась.

– Случилось, – призналась уже без крика и с надеждой посмотрела на дочь: – У тебя не найдется чего-нибудь выпить?

– Выпить? – Эмберли хмыкнула. – У меня? Откуда?

– Ну да, – согласилась мать. – Просто понятия не имею, как еще можно успокоиться.

Эмберли окончательно выбралась из комнаты, подошла к краю лестницы.

– Ма-ам! – протянула почти сочувственно. – Да что случилось-то?

Таня громко выдохнула. Плечи ее поникли, и вообще она как-то ссутулилась, обмякла, уселась прямо там, где стояла, на ступеньку, приложила ладонь к лицу. Ругнулась себе под нос.

– Представляешь? Какой-то урод… – и замолчала.

И Эмберли захотелось подскочить к ней, тряхнуть, чтобы она скорее продолжила дальше, но мать сама сбросила оцепенение. Произнесла следующее таким голосом, словно предъявляла претензию кому-то, возможно, судьбе:

– Я ж уже почти в машину села. Как раз дверь открывала. И надо было лезть быстрее внутрь, ни на что не обращая внимания. Так нет. Заметила, что кто-то подваливает, подумала, что он из своих. Мало ли зачем. Как идиотка развернулась, еще и едва не спросила… – она посмотрела на Эмберли, – совсем как вот ты сейчас: «Что-то случилось?» А он мне ножик под нос и: «Деньги гони!»

Мать невольно поежилась. На мгновенье взгляд ее сделался стеклянным, будто обратился в прошлое.

– Хорошо, я не сообразила сразу, чего он от меня хочет, подумала: как обычно, очередной пьяный придурок лезет потискать. А то бы руки-ноги мгновенно отнялись. А тут, похоже, на автомате сработало. Даже на нож внимания не обратила, сразу ему коленкой. Между ног. И, пока он загибался, скорее в машину. Дверь захлопнула, а ключом в зажигание попасть не могу. Руки не просто трясутся, ходуном ходят. Потому что только к этому моменту до меня дошло про нож. Вот, смотри: и сейчас еще трясутся.

Выставив перед собой ладони, Таня наблюдала, как мелко подрагивают ее пальцы.

– Сейчас почему-то даже страшнее, чем тогда было. Тогда все мысли об одном – лишь бы смыться поскорее. А сейчас начинаю представлять и думать: а если бы не попала так удачно, а если бы он разозлился и в самом деле пырнул. И вспоминается даже четче, чем тогда видела. Нож особенно. И голос. Хрипловатый такой, словно простуженный. Вот идиот! – мать нервно хихикнула. – Нашел кого грабить. Ну обогатился бы… на дырку в кошельке.

Эмберли стояла, вцепившись в перила.

Возможно, это было вовсе и не ограбление, а послание. Ей. Подтверждение, что слово «наказание» появилось в письме не только для эффекта. Даже если оно коснется не саму Эмберли. Или только для начала – не саму. Потому что нынешнее нападение всего лишь предупреждение: раз добрались до матери, то с той же легкостью доберутся и до нее. Или действительно убедят в своей серьезности тем, что отберут единственного близкого человека, а потом безбоязненно станут диктовать свои условия. И Эмберли не останется ничего, кроме как послушно выносить приговоры, твердо осознавая, что наказание настигнет либо обвиняемого, либо ее, ведь других вариантов не предусмотрено.

Нет, нет, нет! Она не позволит играть собой. Она не желает участвовать в этом судилище ни добровольно, ни даже под страхом смерти!

Только бы найти создателя игры, показать, что она не безропотная овца, что тоже способна доставить кучу неприятностей и что в полицию она не побоится пойти, если он не прекратит.

Эмберли сбежала вниз по лестнице, присела возле матери, ухватила ее за руку и серьезно уставилась в глаза.

– Как он выглядел? Ты рассмотрела?