В доме все было одновременно таким же, как и несколько лет назад, и в то же время совершенно иным, чужим и незнакомым. Новые предметы мебели и интерьера так органично встали на место старых, что, казалось, находились там всегда. Этот запах, эти звуки, эта атмосфера, царящая в комнатах, где день за днем проводит время вполне себе обычная семья, это щемящее чувство тоски, охватывающее сердце Эмберли каждый раз, когда она бывала в гостях у подруги. А вот в комнате Одри изменилось все. Хотя было странно ожидать, что среда обитания девушки-выпускницы останется на уровне ученицы младших классов.
Первым делом Одри подскочила к компу и выключила экран.
– Делаю проект по IT, – пояснила она, жестом предлагая присесть на маленький диванчик.
– Думаешь, подсмотрю, запомню и сделаю точь-в-точь? – невольно хохотнула Эмберли.
– Думаю, что тебе моя работа покажется бредом. По сравнению с тобой я жалкий нуб, – довольно серьезно ответила Одри. – Но вообще… – Она покрутилась на стуле. – Э-э-э… на чем мы остановились?
– Кэрриган уволился, – напомнила Эмберли, и Одри кивнула в ответ.
– Да. Стейси Адамс, моя подруга… Ты должна ее знать, вы же вместе ходите на английский… Так вот, Стейси сказала, что он пришел на занятие и попрощался.
– Но почему? – Перед глазами Эмберли, сменяя друг друга, промелькнули два воспоминания: учитель, выглядывающий из-за своей двери, и фото Барлоу с надписью «трепло» на лбу. – Ведь выяснилось же, что Саванна врала, что он и не думал к ней приставать. Скорее наоборот.
– Ну, откуда ж мне знать? – Одри пожала плечами. – Возможно, есть что-то еще. Просто мы не все знаем.
– Что-то еще? – озадаченно повторила Эмберли.
И опять в памяти возникли те же картинки, но уже более четкие, вплоть до выражения лиц. К примеру, Саванна смотрелась так, будто спала или была без сознания. А мистер Кэрриган, когда Эмберли приходила к нему, чтобы поговорить, вовсе не показался ей ни испуганным, ни отчаявшимся, ни сломленным. Да, он выглядел немного подавленным и непривычно мрачным, но в той мрачности скрывались какая-то особенная сосредоточенность и такая же особенная решимость, говорившие о том, что он вовсе не собирается сдаваться и сидеть в бездействии тоже.
– Слушай, Одри. А ты не знаешь, эта надпись у Барлоу на лбу – это фейк? Или… – Эмберли не стала договаривать, называть вслух то, во что верить совсем не хотелось.
А бывшая подруга опять неуверенно дернула плечами:
– Точно не знаю. Саванна в школе не появлялась. Но говорят, кто-то реально набил ей тату. Представь, какая она теперь «красотка»!
Эмберли показалось, или последнюю фразу Одри действительно произнесла с ноткой злорадства? Что бы из себя ни представляла Саванна, какую бы гадость ни сделала, но того, что с ней случилось, она однозначно не заслужила.
– И кому только в голову такое пришло? – хмыкнула Эмберли.
Одри развела руками.
– По слухам, она была под кайфом и ничего не помнит. Ни как, ни кто, ни где. Зато теперь у Барлоу будет еще один повод искупаться в лучах славы. – Она критично усмехнулась. – Главное при этом не утонуть.
– Не хотелось бы мне такой славы, – поморщилась Эмберли, а Одри, понизив голос, словно боялась, что их может кто-то услышать, прибавила со значимостью:
– И тут еще Кэрриган уволился. С чего бы вдруг, если все прояснилось?
Ну да. С чего бы вдруг?
От внезапно зародившихся мыслей стало противно на душе. Эмберли попыталась отмахнуться от них, вырвать с корнем, как сорняки, но нет – они заскрежетали, как песок на зубах, от каждого непроизнесенного слова. И никак не получалось придумать и подобрать убедительных причин, объяснявших очередное странное совпадение, привести кучу оправдательных аргументов.
– Я, пожалуй, пойду, – Эмберли поднялась с диванчика, – а то мать опять распсихуется. Подумает, со мной снова что-то случилось.
Одри вытаращила глаза. Хорошо хоть рот не открыла. Интересно, что ее поразило больше всего: то, что Эмберли вот так внезапно решила уйти, или заявление о том, что Таня за нее переживает?
– А с тобой что-то случилось? – поинтересовалась она обеспокоенно.
– Нет, нет, – торопливо возразила Эмберли. – Просто у Тани вдруг проснулись материнские инстинкты. К весне, наверное.
А у самой Эмберли, похоже, внезапно развилась новая мания: она готова подозревать кого угодно – достаточно и легкого намека на возможную причастность.
На улице стало холоднее. И темнее. Какие-то неприятные предчувствия заползали паучками за шиворот и щекотали там своими мерзкими лапками. Казалось, что сейчас как черт из табакерки выскочит… Знать бы кто! Только ведь предчувствия на то и предчувствия, чтобы пугать своей неопределенностью, непредсказуемостью. Дай волю фантазии, и она из незначительной детали выстроит неопровержимое доказательство несуществующей вины, а придуманный персонаж превратит в реального монстра.
Какая-то машина, ослепив фарами, проехала мимо. В глазах запрыгали зайчики, и Эмберли на миг потеряла способность ориентироваться в пространстве. Голова закружилась так, что девушку вдруг повело в сторону дороги, и она, не удержав равновесие, шагнула с тротуара.