– Ладно? – повторила Таня, сначала вопросительно, а потом утвердительно: – Ладно.
Ну вот все и уладили. Эмберли попыталась двинуться дальше по своим делам, но мать опять преградила дорогу, протянув клочок бумаги:
– Вот адрес.
Эмберли взяла листочек, не глядя засунула его в карман шорт.
– Не потеряй, – не удержавшись, обеспокоенно обронила мать.
– Ага, – послушно кивнула дочь, по большей части исключительно для того, чтобы Таня отстала. – Но сейчас… мне бы в туалет. И в школу не хотелось бы опоздать.
– Да, конечно.
Мать отступила в сторону, освобождая дорогу, но до самого ухода Эмберли постоянно отиралась где-то поблизости, а когда та направилась к двери, крикнула вдогонку:
– Эм! Только обещай, что сходишь!
Переступив через порог, Эмберли обернулась, чтобы заверить в ответ громко и как можно убедительней:
– Хорошо! Хорошо. Обязательно. После школы.
Но сначала она сходит к мистеру Кэрригану, выспросит, почему тот вдруг решил уволиться. Хотя от мысли, что это он может оказаться разработчиком игры и тем самым жутким человеком, приводящим в исполнение приговоры, в груди слегка холодело. Слишком невероятно, но события последних недель приучили Эмберли верить в самые поразительные совпадения и возможность невозможного, но в то же время не доверять никому.
Наверное, жутко глупо при наличии подобных предположений в одиночку заявляться к учителю, но раз она решила, значит, непременно сходит к нему домой.
Правда, идти никуда не пришлось. Потому что мистер Кэрриган встретился ей еще до занятий, в школьном коридоре, и первым произнес «Добрый день», доказывая, что он не призрак, не мираж, не галлюцинация.
– А мне сказали, что вы уволились, – растерянно пробормотала Эмберли.
– Если честно, хотелось, – признался мистер Кэрриган. – И уволиться, а потом и вовсе убраться из этого города. Как-то не в радость мне подобная популярность. Сначала одно, теперь вот другое. – Он скрестил у груди руки и тряхнул головой, но, заметив обращенный на него недоумевающий взгляд, добавил: – Кажется, некоторые склонны думать, будто это я мог устроить все те гадости с листовками и надписью на лбу.
– Но это ведь не вы!
Видимо, в восклицание ненароком пробралось слишком много вопросительных интонаций, потому что учитель озадаченно вскинул брови, посмотрел пронзительно.
– Не вы, – как можно убедительней повторила Эмберли, сгорая под его взглядом от желания провалиться на месте.
Получилось еще неестественней и неоднозначней, но на этот раз мистер Кэрриган сделал вид, что не заметил двусмысленности ситуации и неуверенности в голосе собеседницы. Потому торопливо перевел разговор на другую тему:
– Кстати, это ведь тебя я должен благодарить за то, что правда открылась.
– Барлоу сама проболталась. В присутствии мисс Хетчет, – пояснила Эмберли, не желая преувеличивать свои заслуги.
И услышала:
– Спасибо тебе.
Девушка с трудом сдержалась, чтобы не отвести стыдливо глаза. Еще совсем недавно она твердо верила в невиновность учителя, в то, что не могло быть никаких домогательств. Почему же позже она столь легко прониклась подозрениями? Решила, что мистер Кэрриган способен скатиться до подлой мести, до жестокого самосуда над глупой обиженной девчонкой. И оттого слова благодарности прозвучали для Эмберли скорее упреком, породили желание оправдаться и опять принизить собственные заслуги.
– Просто я хорошо знаю, как это – когда тебя обвиняют незаслуженно.
– Да уж, не самый лучший жизненный опыт, – сочувственно улыбнулся мистер Кэрриган. – Но осуждать… всегда гораздо проще, чем разбираться или пытаться понять. Не бойся закона, бойся судьи. Или скорее тех, кто считает, что имеет право судить, – заключил он с грустной усмешкой.
У Эмберли перехватило дыхание. Впрочем, учитель этого не заметил, махнул рукой, указывая в перспективу коридора:
– И… пойдем-ка. Иначе опоздаем на занятия.
Оставшееся учебное время девушка провела как на иголках: бесконечно перебирала услышанные от мистера Кэрригана фразы, пыталась найти в них некий скрытый смысл.
Почему он упомянул именно судью – судью! – а не кого-то другого? Он знает, какая роль досталась Эмберли в игре? Откуда? Только если сам является разработчиком, если сам выбрал ее в тестеры. Но, заподозрив это, сможет ли она теперь ему доверять? Что стоят его размышления о справедливости, ведь даже самые неопределенные и невинные слова судьи он переворачивает и истолковывает по-своему?
Но исполнять ее приговоры ведь мог и кто-то другой. И даже не один человек, а каждый раз разный. И не по собственной воле, а под страхом расправы, под давлением слов: «Препятствие правосудию и неисполнение приговора без уважительной причины наказуемо». А Кэрриган оставался за кадром, в тени – кукловод, упивающийся своей властью.