Интуиция вопила, что сейчас совсем неподходящее время для рефлексии, что нужно думать, как выбираться из западни, в которую он так глупо угодил. Но думать Вертеру совсем не хотелось, а хотелось упасть на кровать, зарыться лицом в подушку и отключиться хоть ненадолго. Как же хорошо он теперь понимал Сабина, чьи неловкие малодушные попытки спровоцировать своего бывшего врага на убийство порой казались Вертеру просто жалким кривлянием. Впору было просить прощения за свою чёрствость.
Щёлкнул замок в двери ванной. Вертер затравленно огляделся в поисках своей одежды и, не обнаружив ничего, чем можно было бы прикрыть свою наготу, стащил простыню с кровати и завернулся в неё, как в тогу. Амрита выскользнула из ванной, теперь на ней был голубой полупрозрачный халатик, волосы девушка собрала в пучок, так что обнажилась её тонкая шейка и острые ключицы. Чем-то она стала неуловимо напоминать тощего ощипанного курёнка. Глаза её больше не светились счастьем, они покраснели от слёз, веки слегка припухли. У Вертера сжалось сердце от жалости, эта девочка никак не ассоциировалась у него с могущественным и коварным Мастером Игры. Сейчас совершенно невозможно было поверить в то, что эта хрупкая и беззащитная малышка заманила его в ловушку, скорее, это была просто роковая ошибка. Девушка прошла мимо сидящего на кровати Вертера к окну и медленно обернулась.
– Ты принял меня за Лику,– проговорила она отрешённо, глядя в пол. – Как это возможно?
Амрита подняла взгляд, и Вертер почувствовал, что тонет в чёрном омуте её глаз. Он сделал отчаянную попытку вырваться, но её боль уже накрыла его с головой. Где-то глубоко на подсознательном уровне Вертер понимал, что им манипулируют, но острая жалость к бедной девочке смыла остатки его рационального мышления. Всё, что ему сейчас хотелось, это прижать бедняжку к своей груди и утешить, приласкать, вселить в неё уверенность, что всё будет хорошо. Жалкий голосок здравого смысла едва слышно пропищал, что эта малышка запросто может быть убийцей. Вертер ухватился за эту спасительную соломинку и вынырнул из чёрного омута.
– Как ты оказалась в моей комнате? – он наконец смог сформулировать хотя бы один правильный вопрос.
– Я пришла предупредить тебя,– голос Амриты дрожал, словно она была готова расплакаться,– Лике грозит опасность, Марика угрожала её убить. Наверное, теперь она и меня убьёт.
– Ну вот и разгадка,– устало подумал Вертер,– всё-таки моя девочка действительно погибла из-за меня. Оказывается, любовь может быть настолько беспощадной, чтобы толкнуть влюблённую женщину на убийство.
– Что теперь будет? – едва слышно спросила Амрита.
– Прости меня, милая,– Вертер поднялся и обнял девушку за плечи,– я был не в себе.
Он погладил девушку по головке и поцеловал её в макушку, совсем невинно, по-братски. Однако она резко скинула его руки и отскочила в сторону.
– Ты второй раз ломаешь мою жизнь,– в её голосе было столько боли, что у Вертера по спине побежали мурашки,– теперь мне остаётся только умереть,– Амрита метнулась к прикроватной тумбочке и рванула на себя выдвижную полку, в её руке матово блеснул пистолет.
Несмотря на нелепое одеяние, путавшееся в ногах, реакции Вертера вполне хватило, чтобы вовремя обезоружить самоубийцу. Лишившись оружия, девушка бросилась на кровать и разрыдалась. Вертер присел на краешек и принялся утешать бедняжку. Он гладил её по волосам и говорил без остановки, слова сами лились нескончаемой рекой, а мысли совратителя невинных девушек унеслись далеко. Перед его глазами стояло лицо Лики, он принёс смерть своей любимой, а теперь ещё и его бывшая возлюбленная чуть не умерла из-за него. За что же ему всё это?
Амрита перестала плакать, она перевернулась на спину, и Вертер снова оказался в плену её гипнотического взгляда. Он чувствовал, что его затягивает, как в трясину, но барахтаться уже не хотелось, усталость навалилась на него стопудовой гирей.
– Это ничего не меняет,– спокойно проговорила Амрита,– мой позор можно смыть только кровью. – Вертер промолчал, фрустрации юной индианки, воспитанной в старых традициях, были ему не близки, прежняя Дэвика над подобными закидонами только посмеялась бы. Пафос Амриты вызвал у него невольную улыбку, однако следующие слова его бывшей возлюбленной стёрли эту улыбку словно мокрой тряпкой. – Твоей или моей,– чётко произнесла девушка. Вертер недоверчиво наклонил голову и всмотрелся в её лицо. Нет, она не играла, лицо Амриты было серьёзным, даже каким-то торжественным, слёзы высохли, глаза горели ненавистью. – Ты поклялся,– отчеканила она,– твоя жизнь принадлежит мне, и я её забираю.