Игра в жизнь

Друг Миядзавы построил этот дом недавно, по собственному проекту. Они с женой покинули Токио и поселились тут окончательно год назад. В давние годы он был корреспондентом газеты «Асахи» в Советском Союзе. Долго жил в Москве, мы даже были немного знакомы. Теперь они сельские жители. «А почему уехали из Токио?» – «Там дорого». – «Но такой дом построить тоже немало денег надо?..» – «Да-a, тоже дорого». – «Здесь в деревне все дома такие?» – «Нет, но некоторые похожи. Я люблю старые японские ремесла, а здесь хорошие мастера. Все, что в этом доме, – ручная работа». – «Не скучаете?» – «Не-ет, некогда. Много книг надо прочитать, и хозяйство…» – «С „Асахи“ связь сохранилась? Пишете для них?» – «Редко. Иногда. Пишу книгу, тоже про ремесла. Но медленно». – «А с кем общаетесь здесь?» – «О, знакомых много. Сюда уехали художники, учителя, переводчики… они и здесь, и в соседних деревнях». – «На дачах или постоянно живут?» – «Постоянно, постоянно. Похоже на ваше „Переделкино“. Только здесь нет Дома творчества. И все занимаются ремеслами». – «А вы сами?» – «Я приручил двух диких козлят, сейчас пойдем посмотрим на них. А жена делает валенки». – «???» – «Покажи Наташе-сан и Юрский-сан валенки».

Валенки были великолепны. Разных, очень нежных цветов, низенькие – чуть выше щиколотки. Необыкновенные валенки. И козлята необыкновенные.

Дождь все лил. «Спасибо, – сказал хозяин дома, прощаясь с нами у машины. – Мы очень рады, что вы приехали. Мы очень благодарны, что Миядзава-сан придумал эту поездку. Мы любим, когда он приезжает к нам. Мы еще повидаемся. Увидите кое-кого из наших людей».

Миядзава почти все время молчал. Теперь он вдруг произнес задумчиво:

– Сергей Юрьевич, вы не привезли водки из Москвы?

Я почувствовал резкий укол в области солнечного сплетения. Собирались в дорогу торопливо. Покупали какие-то ненужные приблизительные сувениры. Водку на этот раз я не взял сознательно. После смерти Мичико Миядзава был в многомесячном тяжелом запое. Это была болезнь, из которой только теперь он медленно выходил. Я знал об этом и счел бестактным звенеть традиционными бутылками. И вот теперь этот прямой вопрос.

– Где у вас продают спиртное? – спросил я у хозяина дома.

– Это не здесь… в соседней деревне есть магазин…

– Нет, я не хочу виски, – сказал Миядзава. – Я хотел «Московской» водки.

– Я тебе говорила, – сказала Наташа. И правда, она говорила. А я не слушал.

– Будет «Московская» водка, – твердо сказал я.

В Токио я не раз покупал в маленьких магазинчиках и «Московскую», и «Столичную», и вполне кондиционного качества.

Хозяин дома сел в свою машину и поехал впереди нас. Дождь не утихал. Мы долго петляли по узким дорожкам среди холмов и редких домиков. Магазин был похож на сарай. Электричество почему-то не горело. Тусклый свет из окна освещал сотни полторы разных бутылок на полках. Проклиная себя, я искал и не находил того, что мне было нужно.

– Есть! – сказал я, подходя к машине.

– «Московская»? – спросил Миядзава.

– Вы давно в Москве не были, в Москве теперь пьют только «Смирновскую», – сказал я и протянул ему 0,75 «Смирнофф».

Миядзава пожевал губами и молча положил бутылку в бардачок.

Полчаса спустя мы подъехали к роскошному отелю «Diamont». Массивные абстрактные композиции из камня в вестибюле. Много стекла, много света. Бесшумные служащие в униформе.

Мы с Наташей получили просторный номер с балконом, глядящим на лес. Сутки назад в Москве мы вышли из дома и только теперь могли перевести дыхание.

Миядзава исчез. Вместе с бутылкой. И обнаружился только к концу вторых суток. Мы с ним занялись делами будущего концерта. Я окончательно определил программу. Мы решили, что Миядзава будет выходить на сцену в паузах между связками номеров и не переводить меня, а давать самостоятельный комментарий. Внутренний сюжет концерта – вся русская литература за два века, включая самые яркие индивидуальности и самые модернистские изломы, – принадлежит эпохе, которую должно назвать Пушкинской.

Наутро третьего дня мы уезжали в Токио. Снова лил дождь. И снова на дороге нам помахал рукой человек с зонтиком. Мы завернули в сельский ресторан.

Небольшой зал весь заполнен. Но стол для нас был заказан заранее. Кухня европейская – французская. Хозяин ресторана – бывший директор школы и учитель французского. Уйдя на пенсию, переселился в эти края и лет пять назад занялся ресторанным делом. Теперь его знают в округе. Владелец козлят и мастерица валенок рассказывают о посетителях. Знают всех, и их все знают. Они оживлены, веселы. Самое удивительное, что почти весел Миядзава. Пожалуй, никогда не видел я его таким открытым, раскрепощенным. Вся мебель в ресторанном зале изготовлена бывшим историком искусств. Теперь он столяр и краснодеревщик. Вон он у окна – обедает с компанией. На стенах большие современные гобелены. Их автор – переселившийся сюда художник, целиком отдавшийся искусству гобелена. В соседнем городе у него сейчас выставка. Вот он, кстати, входит… можем познакомиться.

Миядзава среди своих. Он молчалив, как всегда в обществе, но я вижу – и тело, и душа его обретают здесь силы.