Игра в жизнь

Стараюсь не брюзжать, но хотя бы кратко не могу не отметить: превращение капустного жанра в сверкающее шоу с многотысячной аудиторией, как и превращение работников искусств в участников всеобщей презентации периода рыночной экономики, есть все-таки в некотором смысле мутация, превращение одного явления в какое-то совершенно иное.

Итак, мы делали ночной театр

Саша Белинский – наш вдохновитель и режиссер. Он будоражил авторов и вместе с ними сочинял тексты, он определял основной номер, тональность и название нового капустника, он собирал труппу будущего представления. Преодолевая тайный страх, он пугал окружающих громогласной смелостью заявлений. Ежедневно с семи утра он начинал телефонную атаку на всех знакомых. Знакомых у него было 60 процентов населения Ленинграда, 50 – населения Москвы и 100 процентов людей, хоть каким-то боком касающихся драматического и музыкального театров во всех областных городах Советского Союза. Около восьми звонок раздавался в моей квартире. Саша оглушал меня сенсационной новостью вроде того, что главный идеолог страны снят со всех постов и отправлен инструктором райкома партии в Ангарск, или наоборот, что жуткий тип – алкоголик, стукач и антисемит – назначен начальником всего ленинградского телерадиокомплекса. Или: наш общий друг Е. сошелся с артисткой из города К., наша общая любимица Г. на грани развода, небезызвестный Л. путем подхалимажа все-таки добился роли П. в фильме X., наш дорогой и обаятельный И. на поверку оказался бездарностью и редкой сволочью и т. д. Сенсация иногда подтверждалась, иногда оказывалась пустым слухом, но день начинался мощным вздрогом, да еще нашпигованным едким Сашиным юмором. Да что я вам рассказываю?! Вы же знаете Сашу Белинского. Это тот самый Александр Аркадьевич Белинский, который теперь в красном халате рассказывает с экрана телевизора подобные истории о былых временах в собственной (прелестной, надо сказать) программе «Записки старого сплетника».

Белинский сделал десяток выдающихся телеспектаклей, придумал и фактически создал жанр телевизионного драмбалета, и ленты с участием Кати Максимовой, Володи Васильева, Мариса Лиепы получили действительно мировое признание. Опробовав все варианты театра, эстрады и телевидения, Белинский успокоился (кажется, успокоился) в должности главного режиссера ленинградской оперетты, где наслаждается штампами старых шлягеров, над которыми мы под его руководством так весело издевались в былые капустные годы.

Итак, Белинский собирал труппу из артистов разных театров. Основой был Большой драматический: Валентина Ковель, Зинаида Шарко, Володя Татосов. Далее – Лида Штыкан, Николай Боярский, Вера Сонина, Рэм Лебедев. Это актеры первого положения в главных театрах города. Знаменитости, безоговорочные знаменитости! Каково было мне – мальчишке – попасть в их компанию?! Ох как надо тянуться! Да еще сразу на ведущих ролях. Подумать только, ведь я сыграл Чацкого сперва в капустнике Белинского как пародию, и Товстоногов видел эту пародию, а потом уже всерьез в «Горе от ума» Большого драматического театра. Я сперва сыграл Остапа Бендера у Белинского, а потом в «Золотом теленке» Михаила Швейцера.

Музыкальная часть была за упомянутым уже Юрой Аптекманом, в вокальных номерах солировал Изя Лурье. Тексты писали для нас специально Владимир Поляков, Борис Рацер и Володя Константинов, позднее Семен Альтов и Миша Жванецкий. Пользовались сценки Эрдмана, Ардова. И конечно, много было номеров, сочиненных во время ночных репетиций, что называется, «зрительных» номеров – с минимальным текстом и выразительной пантомимой («Куклы» – делали мы с Верой Сониной, «Фокусы» – с Зиной Шарко, «Подкидные доски» – вся труппа). Все это варилось, уплотнялось, скреплялось песнями, куплетами, которые чаще всего писал сам Белинский. Ведущим капустника был невероятный импровизатор – эстрадный конферансье Владимир Дорошев. Он сам писал свои тексты, и были там вещи гомерически смешные. Я уже говорил о Володе. Повторяться не хочется, а пройти мимо не могу. Вспоминаю эти усики, эту капитанскую фуражечку, этот скептический изгиб губ. В руке он держит папку с крупной надписью MEMOIRES. Он постукивает пальцем по папке, самодовольно покачивает головой, указывает на себя и произносит с одесским акцентом: «Мемойрес! Воспоминания!» Потом пауза, и (тревожно): «Я для вас не слишком интеллигентен?» Или на уход: «В нашем фильме о композиторе Алябьеве примет участие знаменитый цыганский ансамбль, прославившийся блестящим исполнением народной цыганской песни „Ты ушла, но твои плечики… заполняют шифоньер“».

Стоп! Не буду больше. Капустник нельзя превращать в массовое зрелище – это я уже сказал. Но капустник нельзя и пересказывать. Поэтому стоп! Вот такой это жанр. Никому нельзя показать заранее, даже накануне, – растреплет, пропадет эффект неожиданности. Нельзя рассказать потом – не смешно, не так, как было во время представления. Только раз! Только в момент премьеры!

Короткое замыкание