Мы легко находим свои имена на одном из столов и прекращаем поиски, усаживаясь в кресла с мягкой обивкой.
– Твои родители тоже не лучшая сторона твоей жизни? – тихо спрашиваю я, чтобы никто из присутствующих за столом не мог нас услышать.
– Вовсе нет, – тем же тихим шепотом, отвечает Митч.
– Тогда твоё поведение для меня не вполне понятно.
Он подмигивает.
– Не хочу тебя с кем-то делить. Если впущу кого-то третьего, то это уже не будет считаться свиданием.
– Мы не обсуждали тот вариант, что это свидание.
– Значит, я информирую тебя, что это свидание.
Я качаю головой и смеюсь, прогоняя мрачные мысли, которые начинают твердить, что подобное поведение – отклонение от нормы.
На зал опускается тишина. Верхний свет сводится к минимуму, на смену приходят настенные светильники. Я могла бы назвать атмосферу романтичной, если бы не знала истинного повода для проведения мероприятия.
На небольшую сцену, созданную у одной из дальних стен, поднимается мужчина с залысинами среди седины. Приветствуя гостей, он заводит речь о том, как важна тема благотворительности, что в таком деле имеет особенное значение каждый собранный доллар. Его речь имеет ту же длину, что и Нил. И о ней можно складывать те же легенды. Я подумать не могла, что через десять минут захочу заснуть на благотворительном вечере.
Наклоняюсь к Митчу и озвучиваю свои мысли.
– Знаешь, если это свидание, то оно победило в списке самых скучных.
Он подносит кулак ко рту и тихо кашляет, прикрывая смех.
– В восьмом классе Хантер пригласил меня в кафе-мороженое и всё время молчал. Он, наверное, только два предложения за вечер выдавил, так вот, сейчас я думаю, что это было весело.
Митч издаёт что-то похожее на смешок и тут же извиняется перед соседями за столом.
– Ты можешь выставить свою кандидатуру на аукционе, – предлагает он. – Мужчины ведут торги и оплачивают танец, деньги идут в фонд помощи бездомным.
– Неплохо, пару минут можно потерпеть.
На его губах возникает дерзкая ухмылка.
– Меня?
– Поборешься за меня?
– Ещё бы, на нашем самом скучном свидании не хватает только чтобы ты танцевала с другим. Я готов расчехлить кошелёк ради такой покупки.
Он проводит пальцами по каштановым волосам и, тем самым, заставляет их принять небрежный вид.
– Ты только что испортил укладку, и все будут думать, что ты безумный брокер.
– Да и к чёрту, они всё равно смотрят на тебя, пока говорят со мной.
Всему приходит конец, поэтому мужчина на сцене завершает пламенную речь, и я вновь погружаюсь в мир богачей, которые только успевают поднимать руки «кто даст больше» сначала за предметы искусства, следом за танец с молодыми девушками. Я не решаюсь вклиниться в их ряд, возможно, из-за собственной нерешительности или же попросту не желаю чужих прикосновений, неизвестно, сможет ли Митч отдать за меня больше, чем какой-нибудь обильно потеющий старикашка.
В моих руках бокал успевает сменяться новым, отчего появляется слабое головокружение.
Я следую за Митчем по залу, останавливаясь только тогда, когда он заводит разговор с очередным мужчиной или даже парочкой. Они пытаюсь включить меня в диалог, но напрасно.
Мечтая быть в центре внимания, мне хотелось вызывать у окружающих лишь положительные реакции. Но и тут частично в пролёте. Не имея никаких представлений, понятий, тонкостей и всего того, что связанно с работой брокеров, – вроде камня, несущего ко дну весь мой внутренний мирок. Люди, заговаривающие со мной, хотели услышать что-то разумное, но всё, что удавалось сделать – улыбаться и кивать, подобно бестолковой игрушке на приборной панели автомобиля. За жалкий час от той уверенной девушки, которая смело смотрела в объектив камеры, осталась забитая в уголок собственной головы девочка. Она сжалась под тенью навеса и желает стать невидимкой. Но хуже того, что мой корабль потянул за собой тот, что принадлежит Митчу. Хоть он и поддерживал меня, ободрял, всё пошло крахом. В глазах его приятелей я не полноценное имя в списке, а Митч и его
Выпитый алкоголь бьёт по голове и желудку в самый неподходящий момент, и вот, с трудом выдавленного «всё в порядке», я оставляю Митча и несусь в сторону дамских комнат, едва не запинаясь о собственные ноги. Стыд приливает к щекам, из-за чего хочется незаметно улизнуть, упасть в кровать и накрыться одеялом, позабыв о собственных глупостях.
Держась за стены и нависая над унитазом, мысли кружат вокруг спасательной операции и о том, чья задница занимала стульчак до меня. Это провоцирует желудок взорваться по-новому. Чудом удаётся найти последние остатки мозга и прислушаться, что за дверью никого нет, только после этого прочистить желудок. Да, я держала всю эту дрянь во рту. Поделом будет.
Дерьмо!
Я в дерьме!