Примерно после полудня Мейр оставил нас с Лином самостоятельно пылить по указанной старостой дороге, а сам ушел в лес, решив разжиться свежей дичью. Мы, разумеется, не возражали — старый хлеб, полузасохший сыр и вяленое мясо с кашей успели нам порядком надоесть. Охота, конечно, требует времени, если не иметь при себе снайперской винтовки, — однако я никак не ожидала, что хвард пропадет надолго. Я изрядно перенервничала, не зная, что и подумать, и, когда он все-таки появился с двумя заячьими тушками наперевес, ближе к вечеру, готова была его стукнуть. Правда, в последний момент все-таки сдержалась и обошлась одним лишь сердитым взглядом. Но рассердилась я больше из-за того, что Лин тоже куда-то слинял, а мне неприятно было в одиночестве шагать по лесной дороге.
— Ты почему так долго?
Мейр, не заметив моего недовольного лица, пожал плечами.
— Как получилось. Держи. Кроме остроухов, поблизости никого не нашел.
Я со скепсисом уставилась на двух некрупных ушастых грызунов, которые по виду и цвету шерсти ничем не отличались от обычных косых, но которых мой нерасторопный попутчик обозвал таким нехорошим словом. Остроухи, надо же… нет, насчет ушей он, конечно, не приврал — у «зайцев» действительно оказались на редкость длинные и поразительно тонкие, напрочь лишенные шерсти уши, однако кушать нормальную зайчатину, по мне, гораздо приятнее, чем какую-то «остроухятину». Потушить его в котелке, да и все дела. Только есть одна проблема — «кролей» и иже с ними мне прежде разделывать не приходилось. Тем более когда они еще теплые и когда из крохотных ранок на их шее не перестала течь кровь. Придется, наверное… о-па! А это еще что?!
Я неожиданно замерла, только сейчас сообразив, что за отметины вижу, и недоверчиво уставилась на довольно потянувшегося Мейра.
— Ты их, что… зубами?!
— А как еще? — озадачился он. — Конечно. А что не так?
— Ты САМ их поймал? И прямо так загрыз?!
Оборотень непонимающе свел брови к переносице.
— Охотиться лучше на четырех лапах, чем на двух ногах. У тебя какое-то предубеждение против остроухов? Или смущают следы зубов? Так сейчас освежуем, и разницы не будет видно. К тому же потом промыть надо, кипятком обдать… Гайдэ, что ты так смотришь? Я сделал что-то не то?
Я закрыла рот и тихонько села на очень кстати подвернувшийся пенек, растерянно разглядывая спутника, будто в первый раз увидела. Я только сейчас осознала, что уже третий день провожу рядом не просто с приятным мужчиной, но с мужчиной, который любит на досуге перекинуться в какого-нибудь хищного зверя. Предыдущие дни мне было некогда углубляться в эти мысли, хотя Лин сразу предупредил, что мужчина необычен. Да и Тени требовали повышенного внимания… И ведь Мейр никаких чудачеств не совершал… тот опыт нудиста не в счет… а вот сегодня я вдруг увидела четыре четких отметины на заячьих тушках и внезапно представила, КАК он их добывал.
В памяти само собой всплыло воспоминание о несущемся на меня рыжем звере.
Ох-хо-хо… что ж я раньше-то не удосужилась спросить?! Привыкла к фантастике и фэнтези, привыкла, что по законам этих жанров главным героям на пути иногда встречаются эльфы, гномы, вампиры, оборотни… а тут сама столкнулась с оборотнем и легкомысленно так общаюсь с ним, словно с человеком. Зато теперь, как говорится, прониклась. И так прониклась, что даже зябко стало.
Мейр посмотрел на мое лицо и, встревожившись, осторожно сел рядом.
— Гайдэ? Я тебя напугал?
— Нет, — поспешила я мотнуть головой, чтобы его не обидеть. — Я просто сообразила, что вела себя невежливо — не интересовалась твоим пищевым рационом. Воспринимала тебя как обычного человека, хотя, наверное, у тебя совсем другие потребности.
— Мы с людьми не слишком разнимся, — с легким напряжением пояснил оборотень. — Ваша еда нам тоже подходит. Обычаи немного другие, но к этому легко привыкнуть. Хвардам тяжелее, потому что их циклы привязаны к лунам, а у нас все иначе, поэтому и ужиться с людьми нам гораздо проще. За тем лишь исключением, что нам нужно чаще, чем простым хвардам, возвращаться в звериный облик.
Вот теперь насторожилась и я.
— Насколько часто?
— Примерно раз в два-три дня. Иногда — раз в полудюжину дней. Но не менее чем на дюжину оборотов за одно обращение. Если этого не сделать, мы становимся очень раздражительными, — не получая свободы, зверь внутри начинает постепенно брать верх над человеческой половиной, и его становится труднее сдерживать. А если менять личину, то он успокаивается и не мешает.
Я сделала глубокий вдох, а затем такой же глубокий выдох. Так, спокойно. Это не он такой необычный. Это я — слепая курица, которая только сейчас сообразила, что рано приписала ему одни только человеческие добродетели.
— Так ты поэтому вчера ночью уходил?
— Заметила? — почему-то огорчился Мейр. — Я надеялся, что не напугаю тебя тем, что так часто…
— А почему ты должен был меня напугать?